«Ты должен воевать за ИГИЛ»
Молодой сириец Одей аль-Шуфи и его девятнадцатилетняя жена, гражданка России Надежда Епифанова, живут в Петербурге — она учится на втором курсе ЛГУ, он стажируется у знакомых в кафе. Точнее, стажировался: праздничным вечером 7 марта в кафе пришел неизвестный и нанес Одею больше десяти ножевых ранений.
Самый страшный удар пришелся в горло — нож задел яремную вену. «Скорую ждали час, реанимацию — еще тридцать минут, — говорила Надежда, — хлестала кровь, сразу поставили шок второй степени. Меня выгнали из кафе, потому что я страшно кричала. Представляете, мы только в сентябре поженились, и на 8 марта — такой подарок».
Пока многих сирийцев в Европе подозревают в связях с ИГИЛом, в России можно получить ножевое ранение за отсутствие таких связей. Именно так и произошло с Одеем: за несколько дней до нападения в небольшое кафе на Ладожской, где он работал, пришел похожий на чеченца мужчина. «Он спрашивал, что я делаю здесь, говорил: ты должен воевать за ИГИЛ в Сирии, защищать ислам. А ты здесь прячешься. Я ему сказал еще: давай не будем, они там террористы, убивают детей, женщин, всех. Он разозлился, отвечает — не говори так, у меня там много друзей воюет. И ушел».
Медитация вместо молитвы
Одею 22 года. Он приехал в Россию в 2012 году из города Эс-Сувайда — столицы друзов, религиозного меньшинства в Сирии. Официально друзы считаются мусульманами-шиитами, но по сути они очень далеки от традиционного ислама любого толка: отделившиеся от исмаилитов в начале XI века, друзы стали одними из самых экзотических мусульман. Так, они верят в переселение душ, молитву иногда подменяют медитацией, и до войны считались лучшими виноделами в Сирии. В Эс-Сувайде находится много крупных колледжей, в том числе и тот, где в 2012 году Одей получил диплом программиста.
Обстановка в городе уже была сложной: когда начался гражданский конфликт, друзы поддержали режим Башара Асада. Поэтому исламисты для них опасны: друзы боятся, что режим не окажет им ответной поддержки в случае столкновений — правда, не с ИГИЛом, который находится достаточно далеко, а более близкой группировкой «Джабаат ан-Нусра», она же «Аль-Каида в Сирии».
Одей, спасая свою жизнь, был вынужден покинуть Сирию. Он решил продолжить учебу в России, подальше от набирающей обороты войны. Поступил в Тверской государственный университет, год проучился на подготовительном факультете. После этого поехал домой, оформлять новую визу. Обстановка в Эс-Сувейде становилась все сложнее. «У меня два брата, оба служат в полиции. Один тогда уже был в Алеппо, повезло, что он все еще жив. Раньше я в полицию или армию не попадал по состоянию здоровья, у меня был рак в районе колена — мне в 14 лет сделали операцию, сейчас ремиссия. Я начал бояться, что теперь и меня заберут».
Не дожидаясь призыва, Одей вернулся в Россию — как он говорит, «хотел учиться в большом, хорошем городе». Но все пошло не так: с теми документами, которые удалось получить, учиться Одей не мог, и получилось поступить только на курсы русского языка. Там он встретился с молодой турчанкой, которая уже познакомила Одея с Надеждой.
Надежда Епифанова, теперь уже жена Одея — бойкая юная блондинка, ей всего 19. Учится в ЛГУ на переводчика, на втором курсе.
Ребята поженились совсем недавно, 1 сентября 2015 года. Сейчас они живут в небольшой квартирке в районе метро Московская, снимают. Дорого, но раньше каждый месяц что-то подкидывали родители. В последнее время с помощью было туго: в Сирии положение становится все бедственней, поэтому Одей пошел стажироваться в злополучное кафе на Ладожской.
Десять ножевых
В ночь на 8 марта в кафе снова пришел мужчина, друзья которого «воюют в ИГИЛ». Людей было много, кавказец приставал ко всем, но сначала открытый конфликт не шел. Потом он вышел на улицу с одни из посетителей, но, к сожалению, вернулся — и на этот раз кинулся прямиком к Одею с криком: «Я тебя убью!».
«У него были совершенно очумелые глаза, — вспоминала Надя, — Потом нам сказали, что его многие знают: местный чеченец, аптечный наркоман. Он достал нож и начал бить — раз, два. А Одей толкает, выталкивает его на выход». Нож был достаточно большим: только лезвие — около десяти сантиметров. Первым ударом нападавший рассек Одею губу, второй сильный удар пришелся в шею. Остальные — бока и руки: Одей пытался вытолкнуть нападавшего, закрываясь от ударов.
Надежда в тот момент была в кафе вместе с мужем, но ее сразу вывели. «Меня даже в машину реанимации не взяли, но люди мне помогли, быстро поехали за ним. В Мариинскую больницу. Эта больница считается самой страшной у нас: именно сюда привозят всех бездомных и малоимущих, а качество помощи оставляет желать лучшего».
«Я слышала, как он кричал: во время операции анестезия просто отошла. А это был общий наркоз. Ему даже дополнительный укол не стали делать, просто одеяло накинули и вывезли в реанимацию. А потом выходит врач и начинает рыскать, говорит: «Если мы его положим между менингитником и туберкулезником, то он не жилец. А других мест нет», — вспоминала Надежда. Ее из больницы выгнали: сказали, что до следующего дня можно не приезжать. Надя вернулась домой, собрала вещи, поспала несколько часов и вернулась. «Приезжаю со всеми вещами, меня встречают, говорят — он у вас сам не дышит. Одей на ИВЛ, меня не пускают, я в ужасе. От врача только и слышно: «прогнозов не даем».
Дышать самостоятельно Одей начал только ближе к восьми вечера. «Я, когда пришел в себя, спросил у врача: жить буду? Врач сказал: ну, если не умрешь», — вспоминает сириец. 10 марта его уже перевели в общую палату.
За пребывание в стационаре и операцию Мариинская больница предъявила Одею и Наде счет почти на 50 тысяч рублей. Из них 10 тысяч предлагалось отдать за анестезию, которая даже не сработала. Но платить ребята не стали: медицинская помощь, оказанная Одею, по закону попадает под определение экстренной, соответственно — бесплатной. «За стационар мы заплатили, но остальное никуда не годится», — считает Надя.
«Выбирайте из того, что есть»
Следователь подключился к делу уже 8 марта: несмотря на праздничный день, он приехал в больницу. Но с Одеем не поговорил. Из всех очевидцев в отделение вызвали только Надежду: «Они задавали мне странные вопросы. Он у вас работал в кафе, что он там делал — огурцы резал или картошку? Рассказываю про нападавшего, как он зашел, такой неприятный. Сразу сказал Одею «салам алейкум». И я говорю, а дознаватель записывает: «поздоровался на иностранном языке».
«Там была кассир — Наталья, она несколько раз видела нападавшего, даже нашла кусочек ножа. Но нож выкинули, а Наталью даже не опросили. Хотя она была готова, она все видела, своими руками убирала запекшуюся кровь. Я помню, как они меня долго расспрашивали: как ее зовут точно, Наталья или Наталия, — вспоминает Надежда. — Женщины, которые сидели в кафе, они потом приходили, рассказывали, что видели нападавшего у метро. Заинтересовалась полиция этими рассказами? Нет».
Уголовное дело возбудили по признакам преступления, предусмотренного пунктом В части 2 статьи 115 УК РФ: «Умышленное причинение легкого вреда здоровью, вызвавшего кратковременное расстройство здоровья или незначительную стойкую утрату общей трудоспособности, совершенное с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия». Потерпевшему намекали, что переквалифицировать дело нежелательно. Поразительно, но на допрос Одея вызвали только спустя два месяца — 12 мая, после вступления в дело адвоката Сети «Миграция и Право» ПЦ «Мемориал» Ольги Цейтлиной и неоднократных попыток самого Одея поинтересоваться ходом расследования.
«Пришли составлять фоторобот, но только уже в мае, — рассказала Надя. — Говорим: у нападавшего были большие красные глаза. А полицейские отвечают — у нас таких нет. Потом говорим: борода была, а они отвечают — и такого у нас нет. Выбирайте, говорят, из того, что есть. Ну и вот смотрите, что получилось — из похожего только шапка нашлась. Понимаете, не то что мы его не помним — просто то, что они слепили, совершенно не похоже. А информация с камеры, говорят, потерялась. Хотя этот человек приходил не один раз».
Более того, экспертиза по определению степени тяжести телесных повреждений была назначена только в июне 2016 года, после различных ходатайств и жалоб адвоката. Результаты экспертизы пока отсутствуют.
Такое поведение полиции свидетельствует об отсутствии эффективного расследования преступления, считает Ольга Цейтлина:
«Дело было возбуждено несвоевременно, а Одея и вовсе допросили спустя несколько месяцев только после того, как я вступила в дело. Не были допрошены очевидцы преступления и свидетели нападения, не проведены опросы и обходы. Более того, неизвестна судьба записей с камер наружного наблюдения, изъятие которых было необходимо. Но, со слов дознавателя, видео с камер в деле отсутствует. На свое ходатайство о приобщении записейр мы получили ответ 24 июня 2016 года, хотя данные следственные действия являются срочными и должны быть проведены по инициативе следствия.
Мы считаем, что делу дана неправильная квалификация. Здесь имело место покушение на убийство (статья 105 УК РФ), поскольку удары приходились в жизненно важные органы, в шею, нападавший выкрикивал, что убьет Одея. Здесь также усматривается и мотив ненависти, поскольку нападению предшествовал конфликт по причине нахождения Одея в России, но в переквалификации обвинения в июне 2016 года нам было отказано.
Есть информация, что нападавший уже задержан по другому делу (за стрельбу в ночном клубе в мае 2016 года) и сейчас находится в „Крестах“, СИЗО № 1, о чем мы сообщили дознавателю. Наше ходатайство о проверке удовлетворено, но результаты нам неизвестны».
Жизнь после У Одея до сих пор нет нормальных документов: еще в августе 2015 года он обратился в миграционную службу с просьбой предоставить временное убежище в России, но первое интервью провели только в конце мая после вмешательства адвоката Ольги Цейтлиной, и направлений письменных жалоб и обращений в органы УФМС и ФМС России. Даже справку о рассмотрении обращения удалось получить спустя длительное время. До этого ребята слышали одно и то же: «Никаких справок выдавать не имеем права». Адвокат считает, что имел место отказ включения в процедуру получения убежища. Одей надеется, что его обращение за убежищем будет рассмотрено положительно, так как он не может вернуться в Сирию, где идет война, нуждается в лечении, а его жена — гражданка России.
«До этого мы жили спокойно, хорошо, даже что-то приобретали, потихоньку обустраивались, — рассказывает Надя. — Теперь у нас вообще нет денег: родители побежали по знакомым, по всем, заняли. Но мы много тратим на лекарства, Одей не может работать, кроме того, ему плохо — голова постоянно кружится, живет только на обезболивающих. Сейчас анальгин, по две-три таблетки в день — раньше пили найз, но это очень дорого. Он не спит, болит все, швы наложили очень плохо. И страшно: ведь мы не можем вызвать ни скорую, ни врача, нет убежища — значит, нет полиса. На прошлой неделе температура была 38, 7, мы испугались ужасно, но пришлось пережидать дома».
Именно общественные правозащитные организации активно поддерживают семью в этой сложной, несправедливой и кризисной ситуации. Комитет «Гражданское содействие» покрыл часть медицинских и повседневных расходов семьи, работу адвоката Ольги Цейтлиной поддерживает петербургская организация «Гражданский Контроль», адвокат добивается проведения эффективного расследования, а также занимается юридической поддержкой, связанной с получением убежища.
Комитет «Гражданское содействие» продолжает собирать информацию о подобных преступлениях на карте нападений. Это то, что Комитет может сделать для таких пострадавших, как Одей. И Комитет просим всех очевидцев или жертв подобных нападений писать или заполнять форму обращения на сайте карты.
«Все изменилось, — говорит Надежда. — Я теперь боюсь, когда он куда-то выходит, я все поняла. Мы сейчас думаем — вдруг негодяя отпустят, и он еще придет. Или кто-то другой. Но Россия для Одея является страной убежища и мы надеемся, что сможем продолжить нашу семейную жизнь в спокойствии и безопасности. Одей бежал от войны, от бомб, от разрухи, он против исламистов, против войны, крови и насилия. Мы просто хотим жить в мире и любви».