Глава правозащитного центра «Мемориал» Александр Черкасов утверждает, что методы ведения войны в российской армии не изменились со времен Первой и Второй чеченской кампании, и корни того, что происходило в Алеппо в этом месяце, можно поискать и там.
Больше, чем 12 лет назад 13 апреля 2004 года правозащитный центр «Мемориал» опубликовал сообщение, что 9 апреля в горном селении Ригахой в Чечне в результате обстрела с воздуха погибла женщина — Марит Цинцаева — и пятеро ее детей. Самому старшему из них было 7 лет. Сообщалось, что был бомбовый удар и даже был известен номер бомбы 350Ф90. Погибла вся семья. Спустя несколько дней туда прибыл полковник Главной военной прокуратуры и заявил, что оснований для возбуждения уголовного дела нет.
Глава правозащитного центра «Мемориал» Александр Черкасов утверждает, что методы ведения войны в российской армии не изменились со времен Первой и Второй чеченской кампании, и корни того, что происходило в Алеппо в этом месяце, можно поискать и там.
— Александр, прав ли я в своей оценке?
— Если говорить о том эпизоде, который вы подняли — убийство семьи Дамаева в селе Ригахой, то это, скорее, пример безнаказанности, которую удалось победить только в Страсбурге. Понимаете, в 2012 году это дело было, наконец-то, рассмотрено в Европейском суде по правам человека, и оставшийся, по сути дела, один отец этого семейства отсудил компенсацию морального ущерба 300 тыс. евро, но через что он перед этим прошел. Оказывается, никакого самолета не было, никакой бомбежки не было, не было ворон поблизости, не было убитых животных. Это был взрыв бытового газа. Или он сам хранил взрывное устройство, которое разрушило его дом вместе с его семьей.
— Как утверждали военные или правоохранительные органы России.
— Так утверждали разные силовики, приезжавшие туда на место, это очень труднодоступный кусок чеченских гор, туда и на джипе добраться практически невозможно. Туда добралась Наташа Эстемирова, которая привезла первые свидетельства.
— Наталья Эстемирова — сотрудник «Мемориала», погибшая в Чечне в 2009 году.
— Если мы говорим о городах, о том, что происходит в городах, мы тоже можем вспомнить свидетельства Наташи Эстемировой, потому что 21 октября 1999 года она была в центре Грозного, когда на центр Грозного обрушились тактические ракеты «Точка-У», Наташа была в месте, куда упала одна из этих ракет. Она забежала в развалины почты, телеграфа, и только сохранившиеся потолочные перекрытия спасли ее от смертельной шрапнели. В тот день в городе погибли около 140 человек, около 400 были ранены. Ракеты попали в рынок, по мечети, роддому и телеграфу. И тоже все отрицалось. Такое неизбирательное ведение огня по населенным пунктам — это было основным содержанием первых месяцев Второй чеченской войны, основным содержанием периода активных боевых действий в Первую чеченскую. И все это осталось безнаказанным.
— Хорошо, но военных учат так пользоваться оружием, а откуда берется именно этот способ ведения войны, ведь военная наука развивается вслед за появлением нового вооружения, и мы видим, что разные страны по-разному воевали 20 лет назад и сейчас. К Соединенным Штатам тоже было много вопросов в Ираке тогда, когда были обе кампании иракские, сейчас мы видим наступление на Мосул, там это выглядит несколько иначе.
— Понимаете, уже тогда войны, начиная с косовского конфликта, они велись Западом из расчета применения высокоточного оружия. Те же самые ракеты «Точка», они только так называются, там же на полградуса ошибся при вывешивании ракеты на старте — на полкилометра она ошиблась в попадании. Они только тогда приходили в цель, когда на цели были радиомаяки или это был радиолокатор, на который наводилась такая ракета. Не избирательное ведение огня, ведение огня так, как будто все происходит в пустыне — вот визитная карточка российской армии периода Первой и Второй чеченских войн. И дело в том, что некоторые эпизоды такого рода, не обстрел рынка, о котором мы только что с вами говорили, они стали предметом рассмотрения в Страсбурге, в Европейском суде по правам человека.
Это два эпизода. Первый: 29 октября 1999 года огромная колонна беженцев, скопившихся у блокпоста «Кавказ-1», который должен был открыться в тот день, да не открылся, эта колонна беженцев подверглась атаке штурмовиков Су-25. Погибли десятки человек. И второй эпизод: 4—5 февраля 2000 года, село Катыр-Юрт, в котором кроме местных жителей были еще тысячи беженцев, беженцев, которые спрятались там, потому что это село было объявлено зоной безопасности. В это село военные сознательно впустили боевиков и замкнули окружение вокруг этого села. Я говорю — сознательно, потому что военные сами так объясняли свои действия. А потом начали уничтожать боевиков вместе с селом бомбардировками, ударами артиллерии, чем угодно, включая вакуумные бомбы. Число погибших было трехзначное.
И по тому, и по другому эпизоду выжившие обратились в Европейский суд по правам человека. Несколько лет шло разбирательство, потому что для Страсбурга это был, по сути дела, уникальный опыт вынесения решений в области гуманитарного права, права поля боя. И решение Страсбурга по обоим эпизодам кроме персоналий, которые там были названы, а и там, и там был назван, например, генерал Шаманов, который был старшим начальником в зоне этих событий и который командовал операцией «Охота на волков» в районе Катыр-Юрта.
— Были еще, наверное, какие-то общие положения, которые суд рекомендовал сделать Российской Федерации.
— Кроме необходимости осудить виновных в этих действиях, были еще рекомендации общего порядка. Страсбург рекомендовал изменить уставы, наставления, учебные программы в военных учебных заведениях с тем, чтобы в будущем предотвратить неизбирательное нанесение ударов и атаки.
— Правильно ли я понимаю, Александр, хочу уточнить, что Страсбург порекомендовал России по-другому учить российских офицеров?
— Страсбург, Европейский суд по правам человека прямо указал на необходимость изменить уставы, изменить наставления, изменить учебные программы в военных учебных заведениях с тем, чтобы не допустить повторения неизбирательных ударов по населенным пунктам или атак гражданских объектов. Ничего этого сделано не было.
— А Страсбург что, изучил те уставы и наставления, которые существовали в российской армии в момент наступления этих событий?
— Европейский суд по правам человека по любому делу вступает в длительную переписку не только с заявителями, но и с государством-ответчиком. Он требует и материалы уголовных дел, которые в случае Катыр-Юрта и колонны беженцев у села Шаами-Юрт были предоставлены. Ну там были вымараны какие-то имена, например, но фамилия генерала Шаманова осталась. И многие другие документы. Государство, в данном случае Россия, аргументирует, что наши силовики действовали правильно, и в доказательство предоставляет какие-то другие документы. Несколько лет идет каждый раз такое разбирательство, и здесь если выносятся такие решения, значит, в Страсбурге располагали сведениями, располагали документами, располагали информацией.
— Сирия не находится, к сожалению, в зоне действия Страсбургского суда. Мы можем предположить, что российские военные, которые участвуют в операции в Сирии, действуют по тем же уставам, наставлениям и обучены так же, как те военные, которые в то время служили в Чечне и совершили то, о чем вы сейчас говорите?
— Поскольку неоднократно говорилось о том, что в Алеппо применяется российская авиация, поскольку очевидно на местности были корректировщики, которые наводили авиацию на цели, поскольку сирийские военные также проходили обучение в российских военных учебных заведениях, можно говорить не просто о скоординированных операциях, а об общем стиле действий, потому что так учили. Так, например, на востоке Украине и та, и другая сторона не избирательно применяла системы «Град», потому что в Афганистане когда-то и те, и другие состояли в одной армии и лупили «Градом» по населенным пунктам. Так вот здесь безнаказанность, отсутствие требований к России выполнить эти требования мер общего порядка, по-другому готовить своих военных, изменить уставы, вот эта безнаказанность привела к тому, что теперь мы наблюдали в Сирии и продолжаем наблюдать, по сути дела, повторение зимы 1994–1995 года или зимы 1999–2000 года.
Автор — Тимур Олевский