Пункт назначения
По материалам ПЦ «Мемориал» 28 июня 2014 года на сайте «Новая газета» опубликована статья Елена Костюченко «Пункт назначения». Московский отдел ФМС, занимающийся украинскими гражданами, находится на Краснопролетарской улице. К 9 утра вокруг дверей уже толпится около сотни человек. «Первая
По материалам ПЦ «Мемориал» 28 июня 2014 года на сайте «Новая газета» опубликована статья Елена Костюченко «Пункт назначения».
Московский отдел ФМС, занимающийся украинскими гражданами, находится на Краснопролетарской улице. К 9 утра вокруг дверей уже толпится около сотни человек. «Первая десятка! Поделитесь и входите! Все — направо, направо встали!» — голосит охранник. Очередь послушно изгибает хвост направо.
В крытом вестибюле холодно, растирают плечи, кутаются в куртки (есть не у всех). Большинство в очереди — женщины. Некоторые плачут — совсем без эмоций. Многие из тех, кто приехал, пересекли границу лишь вчера-позавчера: на автобусах или кружным путем — поездами. Железнодорожные кассы не преминули включить летние, дорогие тарифы. Автобусное сообщение нерегулярное, сейчас билеты на выезд продаются только на десятые числа августа. 400 гривен — больше тысячи рублей. С учетом того, что многие предприятия позакрывались, пенсии и пособия на заблокированные карточки Приват-банка не приходят, а на почту — приходят с задержкой, многие приехали в Россию на последние деньги.
Парень, которому сегодня предстоит ехать в Тамбовскую область, говорит, что осталась последняя тысяча — на билет. «В один конец еду».
По прибытии он сигнализирует семье сестры — они до сих пор в Северодонецке.
Живо обсуждают высокие московские цены: «Яблоки — 100 рублей, клубника — 200, и бывает такое?» Причины отъезда друг у друга не узнают — они общие. Редко в очереди звучит: «Фронт придвинулся», «Нашего пригорода и нету теперь», «Фирма все, а деньги проели», «Тела не убирали две недели».
Много говорят про тех, кто остался. «Сын остался, внуки. Говорит: «Когда совсем припечет — поедем». — «А как граница, закроют же!» — говорю. «А мы оврагами».
«Муж остался, говорит: «Я бизнес строил, и бросать теперь?» А то, что в его «бизнес» ополченцы — ну или мародеры, косящие под ополченцев, — приходят и говорят: «Два ящика водки и два ящика коньяка — или ногу прострелим»?»,
«Друг только купил квартиру, только сделал ремонт. Я говорю: «Это в тебя еще не стреляли. В меня-то стреляли».
Больше всего интересует вопросы работы и гражданства. Девушка, окончившая Харьковский железнодорожный, с отчаянием рассказывает, что в РЖД берут только россиян. Хорошо одетая женщина — владелица дискотеки в Донецке — спрашивает про вакансии укладчиц на конфетной фабрике «Красный Октябрь»: «Мне пока все отказали. Потому что 57 лет».
С гражданством все оптимистичны. Обсуждают, что вчера по телевизору «она» (телеведущая, имени не помнят) сказала, что гражданство дадут всем, кто успеет оформить «временное убежище», будет специальный закон.
Постепенно по очереди прокатывается инфа от вышедших: в ФМС всех заводят в 5-й кабинет, там говорят, что гражданство ни в Москве, ни в Московской области выдаваться не будет. Желающих сдать документы в Москве записывают на ноябрь.
Хотите гражданство и жилье — езжайте в регионы. Представители регионов уже сидят у входа в вестибюль: столы с табличками Тамбовской, Брянской, Орловской, Ивановской и Костромской областей.
Представители предлагают заполнить бланки «экспресс-информации» от УФМС (раздают там же, за столами), оставить контактные данные — беженцам перезвонят, как только найдут для них работу. Каждый регион предлагает свою замануху: Брянская область обещает вакансии с жильем; Ивановская говорит, что сразу после получения временного убежища их УФМС готово оформлять гражданство; Тамбовская заявила, что переориентировала программу «возвращение соотечественников» на беженцев-украинцев. «Временное убежище вас к желаемому не приблизит. А вот если сначала разрешение на проживание, а потом — гражданство, через 5 месяцев с этого момента будете россиянами. Вам быстрее никто не предложит».
Орел и Кострома себя особо не рекламируют, Кострома туманно обещает «тщательный отбор жителей области». Вакансии примерно одинаковые у всех — врачи (любые, очень нужны), сельхозработники (доярки, зоотехники, агрономы), квалифицированные строители. Все — с предоставлением жилья на время работы. По рекомендациям консультантов, беженцы заполняют анкеты у стойки каждой области, просматривают вакансии, переписывают адреса московских ночлежек. Под программу «возвращения» беженцы подписываться не спешат: многие тоже ждут «нового закона», делающего их гражданами без всяких условий. Знающие ссылаются на изменения в законе о гражданстве, подписанные Путиным 23 июня: человек, признанный носителем русского языка, отказавшись от иностранного гражданства, получает российское.
Чего уже не ждут — это присоединения Донбасса и Луганска к России. Каждый выработал свое приемлемое объяснение уклончивой политики РФ. «Момент понимать надо, Путин аккуратно все делает», «Нас же 7 миллионов. Принять нас — оставить всю Россию без штанов», «Может, не сразу, но мы будем очень надеяться». На референдуме о независимости региона голосовали все.
Светлана ГАННУШКИНА, председатель комитета «Гражданское содействие»:
«Сейчас им нужно выжить»
— Я помню всех беженцев, с самых первых волн, с Сумгаита. Но такой огромный поток беженцев у нас в стране впервые. И это первый поток, который так принимает государство. И очень много волонтеров, очень много людей, которые жертвуют одежду, деньги и даже берут к себе домой беженцев. Беженцы объединили общество и власть. Пастернак пишет: «Хотеть, в отличье от хлыща / В его существованьи кратком, / Труда со всеми сообща / И заодно с правопорядком».
Эта беда демонстрирует возможность России в случае необходимости принять достаточно большой поток людей, не превращая его в гуманитарную катастрофу. И тут я хотела сказать, что проблема беженцев ни в коем случае не должна совмещаться, соединяться с политической проблемой. Я надеюсь, что эта ситуация разовьет, сделает институт убежища в России таким, каким он должен быть.
До этого момента институт убежища фактически пережил полную деструкцию. У нас на конец 2013 года беженцев в России было зарегистрировано 632 человека. Крохотная Швейцария принимает 2000 беженцев в год. И дополнительные гарантии (временное убежище. — Е. К.) у нас получили где-то 2800 человек. Сейчас это число растет, но растет не очень быстро. По официальной информации, с 1 января обратились с ходатайствами на статус беженца 1156 человек — это же очень мало. За временным убежищем обратились 19 454 человека. Мы же видим цифры в прессе об огромном, почти полумиллионном прибытии украинцев. И обращений за гражданством в миграционную службу куда меньше, чем можно было ожидать.
Я думаю, это потому, что миграционная служба не привыкла к таким потокам, не привыкла интенсивно работать. Я видела систему убежища в европейских странах. Человек приходит — и сразу получает документ, по которому может жить легально. А вчера у меня были люди, которые отстояли огромную очередь в 500 человек в специальный отдел московской миграционной службы, куда должны направляться только украинцы. И не успели ни записаться, ни как-либо отметиться. То есть никак не легализовались.
К нам в Москве обратились немного — около 100 человек. В регионах, где действует сеть «Миграция и право» — в Брянске, в Ростове, — обращаются гораздо больше людей. Наши юристы бывают в лагерях, дают там советы. К нам очень часто обращаются за юридической консультацией: какая система предоставления убежища, куда им идти, как им легализоваться? Если это люди, которых надо расселить, мы можем обратиться в миграционную службу с просьбой направить в центр временного размещения или в лагерь. Оказываем материальную помощь — одежда, лекарства и немножко денег. Суммы небольшие.
По моим сведениям, многие ехали и в Центральную Украину из восточных областей, но они уже не беженцы, они внутриперемещенные лица. Как будто бы их 39 тысяч в Украине. Я думаю, у нас больше.
Там нет ковровых бомбардировок, как было в Чечне. Но человеку достаточно слышать канонаду где-то на краю города и знать, что у кого-то из знакомых погиб родственник, — чтобы собрать свою жену и ребенка и увезти в безопасное место. Куда бежать, они решают, в том числе, исходя из своей политической ориентации. Если где-то есть родственники — собираются, едут к родственникам. А иногда человек не решает, куда бежать. Приехал автобус до такого-то конечного пункта — значит, едет туда.
Приезжают в основном женщины, дети, мужчины остаются. То же самое было в Чечне.
Конечно, на их представление о том, что там происходит, очень большое влияние оказывает российская пропаганда. Но пропаганда, если нет почвы, не может на человека так сильно подействовать. Но на этой унавоженной почве расцветают такие цветы! От одной пары — мамы и дочки, приехавшей из Харькова, мы слышали, что по Харькову ходят американские солдаты и всех берут в заложники. Но это исключения. И когда поговоришь с человеком о реальности, о его собственных проблемах, о его семье, — вся пелена спадает, и с ним можно разговаривать на обычном человеческом уровне.
Представление о России у них тоже из пропаганды. Даже те, у кого здесь живут родственники, понимают все не до конца. Это люди разного социального статуса, со средним образованием, склонные к восприятию слухов, склонные жить с оглядкой на окружающих. Разные люди.
13 июня мы были в Харькове, там встречались две уполномоченные по правам человека — Валерия Лутковская и Элла Памфилова. И украинские правозащитники сказали, что эти регионы были недопредставлены в украинской власти. Это базой и стало. Они не чувствовали, что ими не интересуются, они важны. Слышали в свой адрес всякие уничижающие определения. А поскольку эти люди чувствуют себя русскими, их родной язык — русский, это их все больше переориентировало на Россию. И многие из тех, кто приехал, говорили: да, мы хотели большей федерализации, большей самостоятельности, но мы это хотели до Мариуполя и Одессы. После событий в Мариуполе и Одессе мы не хотим находиться в составе Украины.
Многие говорят: да, мы очень хотим вернуться домой, но мы русские люди, мы хотим жить в России. То есть вернуться домой, но чтобы дома была Россия.
Это все их дело. Я думаю, политически Россия должна как можно меньше вмешиваться в дела бывших союзных республик. А беженцев мы принять должны. Наша задача — снять пелену с их глаз, вернуть их в реальный мир и помочь им в этом мире адаптироваться. Потом они сами решат, что они хотят в политике. Сейчас им нужно выжить.
Если им всем дадут гражданство, будет проблема с Украиной, как сейчас есть проблема с Грузией. Не думаю, что это будет правильный ход. Сейчас они находятся в положении, при котором предоставляется временное убежище. Статус беженца дают тому, кто преследуется персонально — за политические убеждения, расу, национальность, веру или принадлежность к определенной социальной группе. Но эти люди просто бегут от войны. Временное убежище дается на год. Человек должен написать заявление в ФМС. Если статус беженца — ходатайство.
…Вот пришла женщина, гражданка Украины, давно в России, старшей девочке 14 лет. По нашему закону с 2002 года ребенок, рожденный здесь, становится гражданином России. «Нет, она родилась до 2002 года». — «Хорошо, примените закон, который был до». — «Нет». Они ждут, когда будет специальный закон для украинцев, ничего сейчас оформлять не хотят.
Валентина Петренко. Фото: РИА Новости
Валентина ПЕТРЕНКО, сенатор Совета Федерации, член Комитета общественной помощи юго-востоку Украины (образован по инициативе спикера Матвиенко 17 июня):
«Вместе с властью»
— Цифра беженцев подвижна, каждый день меняется. Разным образом причем. Вот только что — женщина в Курске, трое детей, родила четвертого ребенка. На одного беженца больше. В Ростовской области прямо сейчас почти 14 тысяч, из них двое — раненые дети.
Я представляю общественное движение «Матери России». Мы пошли таким путем. Во-первых, вместе с властью.
Во-вторых, мы подготовили профессиональную помощь. И юристы, и психологи, и врачи, и студенты медвузов, и социальные работники. Мы разработали памятку для беженца. Человек, читая, должен определиться, какой статус он может получить. Кроме сбора гуманитарной помощи нас попросили собрать одеяла, подушки, одежду, с игрушками проблемы нет. Мы спрашиваем у властей, которые занимаются размещением, и у самих людей, что им необходимо.
Сейчас в размещении беженцев участвует 14 регионов. Существует три вида размещения. Открываются палаточные лагеря — палатки предоставляет МЧС, Минобороны. Там есть и умывальники, и тепло, и электричество. Далее, в каждом регионе предоставляются места в детских лагерях, санаториях, социальных объектах.
Третье: мы обратились прямо к населению: «Кто может предоставить жилье, места в домах?» Очень много звонков. Есть одинокие люди, которые с удовольствием размещают у себя семьи. Вчера мы поселили семью, в которой 10 детей. Нам позвонили люди из Дагестана, из аула далекого, у них самих шестеро детей: «Мы возьмем!» Как мне сказала заместитель по социалке из Таганрога: «Нам даже одна квартира важна».
Мы ищем возможность со службами занятости трудоустроить тех, кто желает. Нужно еще найти, какой работодатель возьмет. Эти люди имеют украинский паспорт. Какие нормы вступают в действие, какие договоры, какая ответственность — чтобы все было официально, чтобы не было теневого найма на работу. Кто хочет переквалифицироваться, получить другую профессию — узнаем, как это сделать.
А те дети, которые закончили школу и не получили документы, потому что начались все события, — что им делать? Ехать обратно за аттестатом? Мальчик 17-летний говорит мне: «А вдруг меня расстреляют из-за того, что я был здесь с мамой и братьями?» Что мне ему сказать? «Езжай, возвращайся — получай документ из этой школы?» Он говорит: «Я хочу учиться, хочу заниматься информационными технологиями» Вот, казалось бы, вопрос одного человека, а какой шлейф возникает.
Но самое главное — решать вопрос с жильем. Люди сорвались с места. И они сами себе не могут ответить: будут ли они оставаться и насколько? У них — там — есть земля, есть квартира, есть родственники. Конечно, многие хотят вернуться. Сколько останутся? Если останутся — сколько будет детей, которые пойдут в школу? В какие школы они пойдут? Где они будут зимовать — это же все пойдет в зиму? Хорошо, что сейчас теплое время…
Сегодня подходила к министру Меню (министр строительства и ЖКХ. — Ред.): «Как будет перестраиваться министерство с учетом беженцев?» Понятно, что любой губернатор будет оказывать помощь, и любая власть будет оказывать помощь… Но вот как с коммунальными расходами? Вот люди взяли семью с 10 детьми. Ладно, если месяц. Нужно то ли подзаконным актом, то ли решением комитета… При выделении средств нужны механизмы расходования этих средств. Чтобы потом не сказали: деньги украли.
И хорошо, что общественные организации работают вместе с властью. Мороженое купить? Доверенность оформить? Все оплачиваем из пожертвований. Одна беженка в Ростове больна раком молочной железы 4-й степени. Собрали деньги на закупку препаратов, они очень дорогостоящие. Сейчас выявляются больные люди. В селе живет мужчина, у него хронический гепатит, 300 тысяч на лечение дала фирма «Глория Джинс». Совместно ведется работа с предприятиями, учреждениями, бизнесом. Наш комитет и нужен как раз для того, чтобы сконцентрировать вокруг власти людей, которые совместными усилиями могут помочь, пока нет той нормы, которая включит механизм помощи. Сегодня есть люди, на которых в регионах не заложены средства. Даже в лагерях, которые им отдали, все равно надо платить за питание, электричество. И надо делать это так, чтобы потом не применили санкции к министру социалки, образования, к губернатору. Общественные движения и нужны для того, чтобы помогать быстрее или там, где механизмы пока отсутствуют.
Один из главных вопросов регионов — по документам. Как ускорить оформление паспортов. Я буду разговаривать с ФМС — там очень сильный руководитель, сильная команда, — как ускорять процедуру по оформлению российских паспортов, или сделать процедуру проще. Понятно, что сегодня на ФМС огромная тяжесть, и они работают 24 часа, в несколько смен, но люди хотят еще быстрее. Но мы же не можем просто встать и раздавать паспорта? Как бы рассмотреть, увязать и сделать законодательно оправданным, чтобы у людей потом никто не отменял их паспортов и чтобы у ФМС были развязаны руки. Хотя мы уже приняли столько… Вы же знаете, что в связи с Крымом оперативно решались вопросы, паспорта получались по заявлениям. Может, распространить этот механизм на беженцев?
Время меняется. Любое гражданское общество зреет. И в понимании вопросов, и в быстром реагировании. Сейчас очень человеческое отношение от чиновников — насколько все скрупулезно и бережно делается. Не стоит брать опыт из прошлого, когда их (беженцев прошлых лет. — Ред.) выпустили из внимания, а они рассосались по территории России и живут вот таким вот образом. Потом, их в таком количестве не было. А так как сегодня это огромное количество людей, используются другие подходы. Время накладывает на нас обязательство, страна обязывает. Так и должно быть.
Люди в тяжелом состоянии на самом деле. Проходит несколько дней, и эта тяжесть еще страшнее. Салют был в пионерском лагере рядом, дети упали, закрыли головы руками… И не в одном регионе такое повторяется. Где-то свадьбу играли, где-то просто громкий шум — транспорт поехал на строительство развязки, сваи забивали. Дети бросили мяч — и упали. Это же катастрофа на самом деле. На каких весах взвесить, что переживает ребенок? Через сколько лет это аукнется?