Быть «иноагентом» в России: клеймо «шпиона» и работа под давлением
История использования российского закона говорит о притеснениях организаций, объявленных «иностранными агентами»
Закон об «иностранных агентах», принятый в 2012 году, практически сразу же был использован чиновниками и прокремлевскими активистами для активной травли организаций, неугодных российским властям. В том же году на здании российской правозащитной организации «Мемориал» неизвестные написали краской «Иностранный агент. I love USA».
Узаконенная травля
Полиция так и не нашла тех, кто это сделал, зато позже всем структурам «Мемориала» сначала было предписано зарегистрироваться в качестве «иностранного агента», а после того, как в закон были внесены ужесточающие его поправки, организация была включена в реестр «иноагентов» против ее желания.
Прокремлевские информационные ресурсы с момента введения закона об «иностранных агентах» в действие натравливали российские правоохранительные органы на институты гражданского общества. В то же время, отдельные эксперты говорили о том, что это действия правоохранителей нуждались в информационной поддержке.
В частности, пропагандистское издание «Политонлайн», говоря еще в 2013 году о необходимости включения Ассоциация защиты прав избирателей «Голос» в список «иностранных агентов», приводило в защиту этого шага не гранты из-за рубежа, а чистую политику: «Деятельность «Голоса» связана с политикой прямо. Вальяжный независимый эксперт не будет обзывать представителей федерального канала «высурковской пропагандой»… Одним концом — связь с политикой. А другим — с правительством США. Типичный «иностранный агент».
Позже уже российские власти принуждали «Голос» регистрироваться «иноагентом» и налагали на гражданских активистов крупные штрафы.
В 2016 году один из лидеров прокремлевского движения «Антимайдан» Николай Стариков опубликовал на своем сайте статью, где деятельность авторитетного социологического «Левада-Центра» также называлась действиями «иностранного агента»: «Информационная война находится в сфере внимания Пентагона, а уж на этих фронтах „Левада“ сделал немало — хоть и не упоминая прямо про пушки и танки». Через два месяца после информационной атаки Старикова «Левада-Центр» был внесен в реестр «иноагентов».
Таким образом, пропагандистские ресурсы и активисты маргинального толка совпадали с российским Минюстом и прокуратурой в отношении к организациям, которые занимались, в одном случае, независимым наблюдением за выборами, в другом — опросами общественного мнения граждан, то есть, обеспечением реального функционирования демократических инструментов в России.
Международная критика российского закона об «иностранных агентах»
Одним из первых негативное отношение к закону, открывшему путь к легальному преследованию общественных организаций, выразил комиссар Совета Европы по правам человека Нилс Муйжниекс. В докладе о положении НКО в России летом 2013 года комиссар Совета Европы заявил, что россияне исторически связывают понятие «иностранный агент» со словами «шпион» и «предатель», и поэтому «получившие подобный ярлык организации не смогут нормально функционировать, так как люди (в особенности представители государственных учреждений) будут избегать сотрудничать с ними, особенно по вопросу возможных изменений законодательства или государственной политики».
Через четыре года, при вступлении в процесс в Европейском суде по правам человека по жалобе более 60 российских организаций на включение их в список «иноагентов» в мае этого года, Нилс Муйжниекс написал, что его опасения подтвердились: «Помимо проблем с обеспечением финансирования, затронутые организации и работающие в них сотрудники могут быть подвержены маргинализации, травле, преследованиям и даже физическим нападениям».
К России с просьбой пересмотра или отмены закона об «иностранных агентах» обращались многие международные организации — ОБСЕ и ее Парламентская ассамблея, ПАСЕ, Европарламент, различные комитеты и комиссии ООН, правозащитники из Human Rights Watch и Amnesty International. Эти организации подчеркивали, что власти России зачастую преследуют НКО, получившие международное признание и уважение, сделавшие немало для развития институтов гражданского общества у себя на родине, в России.
Ни на одну из этих просьб Москва не отреагировала.
Александр Черкасов: Тяжело жить в чужой шкуре
Председатель совета Правозащитного центра «Мемориал» Александр Черкасов в интервью Русской службе «Голоса Америки» описывает, как живет организация, которую российские власти объявили «иностранным агентом»: «Носить на себе чужую шкуру — это неудобно, тяжело, иногда тебе достается от каких-то хищников, или тебя боятся какие-то травоядные. Нужно маркировать свою продукцию лейблом „иностранный агент“. Нужно дополнительную отчетность подавать в Министерство юстиции. Дополнительные ежегодные проверки. Нам эту шкуру определили в 2014 году».
«Вначале мы пытались эту шкуру на себя добровольно не надевать, мы, как и многие другие НКО, с самого начала решили, что мы добровольно не назовем себя „иностранным агентом“. Так мы и делали. Но тогда нам, кроме ежегодных проверок, первая из которых, дополнительных ежегодных проверок, выписала нам акт, в котором значилось, что мы занимаемся подрывом основ конституционного строя. Начались придирки, что мы не маркируем себя лейблом „Организация, выполняющая функции иностранного агента“. Нам выписали очень чувствительные штрафы. А потом прислали черную метку, осенью прошлого года, что если мы не будем маркироваться, то нас приостановят или совсем закроют» — рассказывает правозащитник.
Александр Черкасов говорит, что в итоге он и его коллеги решили упоминать то, что «Мемориал» внесли в реестр «иноагентов», но на этом неприятности не кончились: «Нападки, наезды разного рода телевизионных групп вместе с группами „титушек“, которые нас пикетируют, или диффамация в СМИ. Чиновники боятся контактировать, хотя официального запрета на такие контакты нет. Тяжело тратить время на отчеты, на суды, на подготовку материалов для проверок. Это превратилось в некоторую рутину, осложняющую работу, сильно осложняющую».
По словам Александра Черкасова, один из основных эффектов российского закона об «иностранных агентах» — нагнетание страха в среде общественных организаций: «Измерять действие этого закона стоит не только тем, сколько организаций было включено в реестр „агентов“, сколько закрыто, сколько было назначено и выплачено штрафов. Ущерб значительно больше — ущерб свободе объединений, гарантированной конституцией. Выясняется, что за любую деятельность, за любое публичное высказывание, адресованное властям или обществу, за любое финансирование, не связанное прямо или косвенно с властями, можно оказаться в „агентах“, очень легко. И это вообще дискредитирует такую форму объединения, такую форму реализации права на свободу объединений, как НКО».
Анна Шароградская: в словах «иностранный агент» есть однозначная обвинительная составляющая
Директор Института региональной прессы Анна Шароградская, как и многие ее коллеги, считает, что российские власти лукавят, заявляя о том, что слова «иностранный агент» не несут негативного значения: «Когда начали приходить к тем, кто занимался правозащитной деятельностью, и им говорили, что они должны пойти и добровольно зарегистрироваться „иностранным агентом“, я и мои коллеги поняли, что мы ни за что не хотим регистрироваться в таком качестве. Нам государство говорило, что эта наклейка не несет негативной коннотации — просто слова такие, на что я ответила, что мною, прожившей большую часть жизни в СССР, эти слова воспринимаются вполне однозначно — там есть обвинительная составляющая, как будто те, кто давал нам и другим организациям деньги, хотели от нас деятельности против своей страны».
Анна Шароградская видит прямую связь между приклеиванием ярлыка «иностранный агент» к своей организации и подозрительным отношением спецслужб к ней самой: «Между требованием зарегистрироваться „иноагентом“ добровольно и включением нас в этот реестр уже без нашего участия у нас были суды, где мы оспаривали это требование. Они у меня в 2014-м шли параллельно с судом, в ходе которого я пыталась узнать — кто отдал распоряжение задерживать меня в аэропорту Пулково в июне 2014 года, когда я вылетала в США, и изымать у меня компьютер. И вот в этом суде по моему задержанию, в ходе объяснений, зачем нужно было изымать компьютер, когда выяснилось, что все это делала ФСБ, прозвучали слова „терроризм“ и „экстремизм“, и говорилось, что я могла вывезти материалы, наносящие вред государству. Так что это не просто назвали „иностранным агентом“ — и все, это для них имеет именно такое значение. Мы все суды проиграли».
Директор Института региональной прессы убеждена, что закон необходимо отменять: «Надо добиваться даже не исключения себя из реестра иностранных агентов, а отмены закона в целом. Уже объединились представители многих организаций, и примерно два года назад была подана жалоба в Европейский суд по правам человека на этот закон».
Как и Александр Черкасов, Анна Шароградская сожалеет о том, что возможности для нужной и полезной деятельности в области журналистики у ее организации теперь серьезно сократились: «У нас никогда не было проблем с деньгами на программы — эти программы для журналистов очень востребованы, и мы старались не снижать их интенсивность. Но маркировать все на свете словами „иностранный агент“ неприятно. И мы открыли новую организацию, ООО „Институт региональной прессы“, где гранты идут только на программы. Так они теперь вынуждают нас закрыть прежнюю, не действующую организацию, и постоянно нам пишут письма про то, что в том помещении, где мы продолжаем работать, нас нет. Это настоящий абсурд. Нет теперь денег на зарплаты, нет денег на аренду, и сколько мы еще сможем существовать, я не знаю».