Более мирного человека найти невозможно. Недопущенная на суды эксперт — о Жукове и Котове

Я уже двадцать лет занимаюсь судебной экспертизой. За все эти годы по уголовным делам не было ситуаций, когда явка специалиста в суд была обеспечена, а суд отказывался его слушать. Это стало появляться только в последнее время: по делу [Константина] Котова я стояла в коридоре со своим заключением, а судья сказал, что его не нужно слушать. На процесс Жукова не пустили четырех экспертов: доктора наук и кандидата наук из Высшей школы экономики, Юлию Сафонову, которая много лет была экспертом в центре при Минюсте, и меня.

У меня было заключение, которое подписали крупнейшие лингвисты, академики и членкоры. Судья пренебрегает не только правом на защиту и принципом равенства сторон, это и пренебрежение к науке, в данном случае — к лингвистике. [В то же время] судья [Светлана Ухналева] приняла экспертизу, представленную стороной обвинения, сделанную человеком, не имеющим профильного лингвистического образования (ее сделал сотрудник Института криминалистики Центра специальной техники ФСБ России Александр Коршиков — ОВД-Инфо).

С другой стороны, я судью понимаю, у нее не было выхода. Эта экспертиза — практически единственное доказательство, на котором основывается обвинение. Эксперт доказывает, что в роликах Егора Жукова есть призывы к насильственным действиям. Экспертиза содержит очевидные и грубые натяжки, ошибки и передергивания. Допустить в зал суда лингвистов, которые это продемонстрируют — [значит] похоронить единственное доказательство обвинения.

Всем нам сказали, что у нас недостаточно квалификации — это просто анекдотично. У людей, у которых сотни научных трудов, книги — недостаточно, а у человека без лингвистического образования — достаточно.

[В суде по Егору Жукову] у меня было заключение специалистов, отзыв на официальную экспертизу [роликов Жукова]. Мы сделали его по просьбе «Новой газеты», разобрали официальную экспертизу для читателей. Мы показали манипуляции, которые использует эксперт.

Там все очевидно. Эксперт находит призывы во фразах типа «надо хвататься за любые формы протеста». Ага! Раз любые, значит, в том числе, и вооруженные. Это полная ерунда. Все нужно рассматривать в контексте. Если человек говорит: «Я буду рад любому подарку», он же не будет рад, если ему подарят дохлую крысу? Или, [Жуков говорил]: «Делай все, на что ты способен». Ага, значит и на вооруженное восстание!

Это абсурд. Жуков во всех своих роликах доказывает преимущество именно ненасильственного протеста. Жуков говорит, что насильственные формы протеста ему неприятны, он рассказывает, например, что прочел книгу о том, что ненасильственные формы протеста еще и более эффективны. Ссылается на научные труды, где это разбирается, приводит примеры из истории. Конечно, в этом контексте под словом «любые» имеются в виду любые ненасильственные формы протеста.

Жуков в своих роликах больше полемизирует с Навальным, чем с Путиным. Он говорит, что у Навального слишком однообразные акции. Сравнивает пресс-конференции и встречи с избирателями: что лучше, что хуже. Сравнивает разные варианты ненасильственных действий.

Кроме нашего, отзыв на экспертизу [ФСБ по делу Жукова] сделали лингвисты Высшей школы экономики. И поразительно, насколько наши отзывы похожи. Невольно получился эксперимент на воспроизводимость, очень важный для науки: когда разные исследователи приходят к идентичным выводам. Еще и другие отзывы были [по делу Жукова]. Если все это предъявить в суде, что тогда придется сказать судье?

О суде над Котовым. У Котова провели обыск, изъяли печатные материалы. Плакаты, проект речи, которую он собирался произносить. Котова судили за пикеты, он на них стоял с разными бумажками. Все эти бумажки изъяли и приобщили к делу. Идея обвинения была в том, что нарушения [законодательства о митингах] со стороны Котова так серьезны, потому что Котов очень опасен. Я анализировала эти тексты: более мирного человека найти невозможно. На одном плакате, например, у него цитата из отца Александра Меня: «Милосердие — вот то, к чему мы призываем». И все в таком духе: за эти плакаты человек на четыре года уехал, его уже этапировали.

Рассказала Ирина Левонтина

Записал Александр Литой