Почему россияне чаще других европейцев обращаются в Европейский суд

Второй год подряд вступительное слово председателя ЕСПЧ к годовому отчету о работе суда начинается с упоминания России. В 2019 году Гвидо Раймонди согласился с тогдашним генсеком Совета Европы Турбьорном Ягландом, заявившим, что выход России из СЕ «нанес бы серьезный удар по правам человека в этой части континента». Сегодня Линос-Александр Сицилианос процитировал эти же слова, отметив: «Тот факт, что почти четверть жалоб, находящихся на рассмотрении суда, касаются Российской Федерации, дает некоторое представление о масштабах последствий ухода России из СЕ для заявителей».

С одной стороны, с этим сложно не согласиться: каждый год число дел, на справедливое рассмотрение которых россияне могут рассчитывать только в ЕСПЧ, становится все больше.

Фактически существует целый ряд проблем, столкнувшись с которыми ты с самого начала знаешь, что все обращения в российские суды — это лишь формальное исчерпание средств национальной защиты, а собственно судебный процесс по твоему делу начнется уже в Страсбурге. Здесь можно указать и давно известные темы: насильственные исчезновения на Северном Кавказе, задержания на мирных протестных акциях, условия содержания под стражей и так далее, и сравнительно новые, например, преследования иеговистов. Есть еще преследования за высказывания — они начались не вчера, но неуклонно ужесточаются.

С другой стороны, нельзя не задаться вопросом: а в чем заключался бы «удар по правам человека», если бы Россия вышла из Совета Европы? Другими словами, способствует ли подача 12 тыс. жалоб в год (а именно столько жалоб против России успешно проходили фильтрационную секцию в 2018 и 2019 годах) и рассмотрение их судом улучшению ситуации с правами человека в нашей стране?

К сожалению, в последнее время мы наблюдаем все больше и больше свидетельств того, что в возможность влияния ЕСПЧ на российские власти верят все меньше как внутри России, так и в самом суде.

О масштабах неисполнения Россией постановлений ЕСПЧ сказано немало, и недавнее послание президента Федеральному собранию несет в себе четкий сигнал — если в этой сфере и случатся какие-то перемены, то только к худшему. Но на эту проблему можно взглянуть не только со стороны Комитета министров СЕ, но и со стороны самого ЕСПЧ.

В 2019 году он вынес 198 постановлений по делам против России, разрешив 445 жалоб. Из них лишь 47 постановлений по 82 жалобам вынесены палатой, а 2 постановления, касающиеся 5 жалоб,- большой палатой ЕСПЧ. Остальные 149 постановлений по 358 жалобам вынесены комитетом, который, согласно ст. 28 Конвенции, уполномочен рассматривать дела лишь в том случае, если «лежащий в основе дела вопрос уже является предметом прочно утвердившегося прецедентного права суда». То есть в 80% разрешенных дел суд был вынужден, подобно родителю непослушного ребенка, в очередной раз повторить России то, что он ранее говорил уже не один раз.

Ради этого ли создавался ЕСПЧ? В этом ли состоит его миссия? Ответ отрицательный, и сам суд ни на минуту об этом не забывает, как и о том, что ему необходимо снижать так называемый бэклог, то есть число жалоб, ожидающих рассмотрения.

Интерлакенский процесс (процесс реформирования ЕСПЧ, призванный обеспечить ускорение рассмотрения жалоб, начавшийся в 2010 и формально завершившийся в 2019 году) предполагает среди прочего целый комплекс мер, направленных на «возвращение Конвенции домой», то есть облегчение применения ее национальными судами. Среди этих мер — перевод постановлений ЕСПЧ на языки государств-членов СЕ, создание «сети высших судов» (информационной сети, призванной облегчить ознакомление судей высших судов с практикой ЕСПЧ), введение возможности запрашивать ЕСПЧ о консультативных заключениях по конкретным делам и многое другое.

Очевидно, что в случае Российской Федерации все эти меры ощутимого эффекта не приносят.

Поэтому в отношении нашей страны для решения обеих проблем (необходимость снижения «бэклога» и наличие большого числа повторяющихся жалоб) суд использует другие механизмы, такие как введение процедуры «быстрой и упрощенной коммуникации» или вынесение «табличных» постановлений по повторяющимся делам (в таких постановлениях факты каждого дела не описываются подробно, а излагаются в виде таблицы).

Нововведением 2019 года является «бесспорная стадия рассмотрения дела», в рамках которой суд предлагает государству и заявителю заключить мировое соглашение. В случае России такие предложения поступают в том числе по поводу дел, касающихся пыток и насильственных исчезновений. Российский Минюст, в свою очередь, выражают готовность заключать соглашение на одном-единственном условии — выплата заявителю определенной суммы денег и его отказ от дальнейших претензий. Мы пока не знаем, как суд будет реагировать на отказы заявителей от таких предложений — в частности, будет ли он соглашаться на утверждение односторонних деклараций российских властей на аналогичных условиях — но сам факт таких предложений свидетельствует, что Суд не верит в то, что его постановление будет иметь более существенный эффект, чем та же самая выплата денег заявителю. И возможностей изменить ситуацию суд не видит.

В свете сказанного выше представляется, что «доверие россиян европейскому механизму защиты прав человека», о котором год назад говорил Гвидо Раймонди, обусловлено не столько реальной эффективностью этого механизма, сколько отсутствием у россиян иных способов хотя бы формально зафиксировать нарушение прав человека российскими властями.