Глянец фасада против прочности фундамента

Я уже говорил про то, как дней десять назад вздувшийся от дождей и вошедший в силу Аргун смыл чири-юртовский мост. Говорил, но сам не понимал: как, Карл? Ведь даже если вода подмоет опору, то под ней еще на десятки метров уходят в грунт железобетонные буронабивные сваи! Каждый, кто ездил в последние годы по расширяемой чуть ли не до размеров аэродромной взлетно-посадочной полосы трассе «Кавказ», мог видеть это. Вот строят или реконструируют мост через Мартанку или Валерик — ручейки по щиколотку. Специальные машины — «Касагранда», наверное, — бурили скважины, почти шахты, туда опускали арматурный каркас и заливали бетон. А тут — Аргун! Наверняка предусмотрели…

А вот — внимание на экран — сюжет из новостей чеченского телевидения.

Видно, что опоры просто стоят на плитах, уложенных на грунт русла. Чуть подмыло — и все, в общем…

Как это можно было сделать после потопа 2002 года, я не понимаю. Ну да, кому-то Аргун запомнился речкой по колено перейти. Но любой, кто видел большую воду, не может не понимать, что все может повториться. А если не поймет — ему посоветуют.

Тогда, летом 2002-го, я был в соседней Ингушетии, в Джейрахском ущелье. Вода в тот год поднялась, потому что дожди пролились на много лет копившие силу ледники. И — потоп. Речка Армхи поднялась метров на десять. Мосты подмыла — стояли опоры и пролеты, а справа-слева насыпи унесло. Село Ольгети, отстроенное при советской власти у реки, оказалось в русле — только крыши из гальки торчат. А рядом — набережная. Откуда? Да нет, это фундамент больницы. А грунтом заполнен потому, что на больницу сель сошел. Хорошо, что люди успели уйти, никто не погиб…

А ведь старики предупреждали: селиться тут нельзя. Потому как река рядом, и сель возможен… Но кто их слушал? У нас новая Советская власть, и куда вы лезете со своим устарелым?

Наверное, когда после паводка 2002 года ставили опоры моста в Чири-Юрте, кто-то тоже по-стариковски говорил: «Так нельзя!»

Но кому нужны эти слова, если важно только то, что видно, что можно показать, чем можно отчитаться? Фасад, оболочка, нарисованный очаг? Показатели — растущие или наоборот? А что будет через год, тем более — десять лет, так кого это волнует?

Вот сейчас на Кавказе спокойно. В 2013 году активность подполья снизилась в полтора раза по сравнению с 2012-м. В 2014-м — еще вдвое. В 2015-м — еще в три с половиной раза. Казалось бы, блестящий успех жесткого курса на подавление, взятого федеральным центром и проводимого везде (кроме, пожалуй, Ингушетии).

А ничего, что не в меньшей степени это снижение было обусловлено отъездом прессуемых — тех, кто раньше уходил «в лес», — на Ближний Восток?

А ничего, если наращивание усилий — и Асада с Россией, и международной коалиции — может погнать их назад?

На Кавказе — в Ингушетии, Дагестане, Кабарде — продолжаются жесткие операции силовиков. Закрывают мечети, где умеренные салафитские имамы увещевают не идти ни в лес, ни в Сирию.

А ничего, что растет число не уехавших, но недовольных, пока молчащих?

И что будет, если к ним присоединятся люди с опытом ИГИЛовского насилия?

Что будет, если дожди прольются на ледники?

А тем, кто думает, будто эти кавказские дела его не касаются, напомню: в сентябре того же 2002-го потревоженный Кармадонский ледник погубил съемочную группу Сергея Бодрова. «В чем сила, брат?» Сила, может, и в правде. Но только ее, правду, никогда не слушают. Особенно там, где глянец фасада важнее, чем прочность фундамента.

Из Чечни — напоминание и предупреждение.