Ингушетия: допрошенный в суде специалист-лингвист назвала психолого-лингвистическую экспертизу по делу Хазбиева «неприличным текстом»

Она кандидат филологических наук, доцент и профессионально занимается лингвистическими экспертизами по делам, связанным с противодействием экстремизму и терроризму. Научный лингвистический стаж — около 40 лет.

Напомним, что Магомеда Хазбиева обвиняют в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 222 УК РФ (незаконный оборот оружия), ч.1 ст. 222.1 УК РФ (незаконный оборот взрывчатых веществ или взрывных устройств), ст. 319 УК РФ (публичное оскорбление представителя власти) и ч.1 ст. 282 УК РФ (возбуждение ненависти либо вражды, а также унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности и т. д.). Сам общественный деятель утверждает, что уголовное дело против него полностью сфабриковано.

Юлия Сафонова несколько лет работала начальником Московского исследовательского центра при Департаменте региональной безопасности и противодействия коррупции города правительства Москвы — одно из основных мест, где проводятся экспертизы по экстремизму. В настоящее время она работает экспертом в АНО «Лэксан» в Москве (Лаборатория экспертных исследований и ситуационного анализа). Также Юлия Сафонова является автором нескольких методических пособий по лингвистическим экспертизам по делам, связанным с противодействием экстремизму. Два таких пособия, написанные Сафоновой в соавторстве О. В. Кукушкиной и Т. Н. Секераж — «Теоретические и методические основы судебной психолого-лингвистической экспертизы текстов по делам, связанным с противодействием экстремизму» и «Методика проведения судебной психолого-лингвистической экспертизы материалов по делам, связанным с противодействием экстремизму и терроризму» — являются обязательными для всех государственных экспертов в системе Минюста. Они не противоречат методическим пособиям ФСБ и МВД.

По запросу адвоката Андрея Сабинина, Юлия Сафонова сделала рецензию приобщенной к материалам уголовного дела экспертизы выступления Магомеда Хазбиева, которую провели в научно-образовательном центре «Центр судебной экспертологии им. Е. Ф. Буринского» г. Ростова-на-Дону. В рецензии также принимала участие психолог Д. А. Бережная.

По словам Сафоновой рецензия проводилась на предмет обоснованности и соответствия представленных материалов научно-методическим рекомендациям. Она отметила, что специальные знания эксперта — это всегда научные знания не правового характера и они должны сопровождаться адекватными, признанными прикладными методиками в определенной области.

С первых страниц исследуемой экспертизы, Сафонова обратила внимание на то, что эксперты из Ростова-на-Дону, Дубская и Голикова дали слишком много информации о своих достижениях и заслугах, в том числе и тех, которые не имеют отношения к их экспертной детальности.

Исследование выступления Магомеда Хазбиева было заявлено как комплексная психолого-лингвистическая экспертиза. Сафонова напомнила, что согласно законодательству при проведении комплексных экспертиз каждый из экспертов решает вопросы, относящие к его компетенции. При этом согласно ст. 23 Федерального закона «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации», в заключении экспертов, участвующих в производстве комплексной экспертизы, указывается, какие исследования и в каком объеме провел каждый эксперт, какие факты он установил и к каким выводам пришел. Участвующий в производстве комплексной экспертизы подписывает ту часть заключения, которая содержит описание проведенных им исследований и несет за нее ответственность. Общий вывод делают эксперты, компетентные в оценке полученных результатов и формулировании данного вывода. По мнению Сафоновой, экспертиза, сделанная в «Центр судебной экспертологии им. Е. Ф. Буринского», прямо нарушает эту законодательную норму — невозможно понять, какую работу выполнял каждый из экспертов, потому что они везде ставили подписи вместе. Они не устанавливают границы своей компетентности, хотя указывают на ее наличие, что тоже является нарушением требований, предъявляемых к комплексной экспертизе.

Также эксперты, по утверждению Юлии Сафоновой, нарушили уголовный кодекс РФ, так как занимались самостоятельным сбором информации для исследования, хотя давали подписку перед проведением исследования, что не будут этого делать. Эксперты сами пишут, что исследовали интернет пространство… И этого факта достаточно, чтобы не признать этот документ допустимым доказательством.

Кроме того, специалист из Москвы указала, что на исследование экспертам был представлен вторичный текст, т. е. перевод с ингушского языка, но из экспертизы невозможно понять насколько был компетентен переводчик, знает ли он правила перевода, есть ли у него соответствующий сертификат, является ли перевод аутентичным. У экспертов была возможность ходатайствовать, выяснить является ли перевод аутентичным, передает ли он точный смысл, но они этого не сделали. В экспертном заключении вообще нигде не сказано, что исследуемый текст является переводом. При этом одним из методов, применяемый ростовским экспертом-лингвистом, является грамматический анализ, а он недопустим и не относим к данному исследованию. Она сравнила экспертизу, которую рецензировала, с курсовой работой студентов. В списке использованной литературы указаны источники, которые вообще не имеют никакого отношения к проводимой экспертизе. Так, например, в списке литературы упоминается «Национальный корпус русского языка», который не применим к переводу текста с ингушского языка, пока нет корпуса ингушского языка. Также в списке литературы указаны несколько работ, которые не содержат научно-методического подхода судебных и несудебных психолого-лингвистических экспертиз по противодействию экстремизму.

Среди других недостатков в рецензированной экспертизе, Сафонова указала, что эксперты не проводят семантический анализ, который они заявили. В некоторых местах эксперты отходят от текста перевода, противоречат сами себе, поэтом промежуточные выводы у них тоже необоснованные. В выводах много логических ошибок. Эксперты анализируют некоторые аргументы текста, вырывая их из контекста. По мнению Сафоновой это не удивительно, раз эксперты самостоятельно собирали информацию о Хазбиеве и сформировали для себя мнение о нем. Данные действия противоречат этике эксперта, который ничего не должен знать о человеке, чей текст он исследует, чтобы оставаться объективным. Эксперты занимаются домыслами, например, когда говорят, что Хазбиев в завуалированно форме позиционирует себя в качестве лидера. «Как эксперт может определить завуалированную форму? Нет таких способов, поверьте. Мы не знаем, что он думает, мы может только узнать, что он сказал. Какая завуалированная форма? Что это за форма? Рожицы строит, показывает картинки какие-то? Неизвестно», — заявила Сафонова.

В заключении она сказала, что в соответствии со ст. 282 УК РФ и ст. 280 УК РФ, в рамках экспертизы никто никогда не исследует, произвели ли выступление или речь воздействие. Преступление окончено с момент произнесения, поэтому не изучается на кого это могло подействовать. Если бы эксперты читали теоретические и методические работы, то знали бы об этом.

«Таким образом, результаты и выводы исследования, изложенные в заключении от 6 марта 2018 года, не обоснованы, не подтверждены ходом исследования и не объективны. Эксперты не следуют рекомендации и методике проведения комплексной психолого-лингвистической экспертизы. В заключении нарушены требования законодательства, предъявляемые к проведению подобных экспертиз. Эксперты нарушили процессуальную норму, самостоятельно собирая материалы и таким образом формируя свое мнение», — резюмировал свое выступление Юлия Сафонова.

Отвечая на вопрос адвоката Сабинина, эксперт Сафонова сказала, что у экспертов была возможность переформулировать неправильно поставленные следователем вопросы, либо они могли отказаться их решать. В частности, один из вопросов, сформулированных следователем, является абсолютно правовым вопросом, полностью повторяющим выдержку из ст. 282 УК РФ. Правовые вопросы эксперт решать не может. Однако эксперты не воспользовались своим процессуальном правом не выходить за рамки своей компетенции.

Андрей Сабинин: А как проводить экспертизу с переводом с ингушского языка?

Юлия Сафонова: Вопрос скорее теоретический. Никакие слова, которые отражают эмоции, не должны приниматься во внимание.

Андрей Сабинин: А в речи Хазбиева есть неприличная коннотации?

Юлия Сафонова: Нет, неприличной нет. Неприличная, это все, что ниже пояса и все ее производные. В этом тексте я не встретила, но я не знаю ингушский, поэтому могу судить только по переводу. И еще раз повторю, представленная экспертиза не отвечает ни процессуальным нормам, ни никакой-либо методике. Можно было применить любую методику, но здесь этого нет… Методика — это алгоритм, это процедура, здесь нет процедуры. Это набор каких-то сведений, выписки из словарей, потом какое-то нейропрограммирование. Это просто неприличный текст какой-то, а не экспертиза.

Гособвинитель Захар Казарян попытался уточнить у специалиста, почему она считает перевод неправильным. Сафонова ответила, что она не утверждает, что перевод неправильный, а ставит под сомнение аутентичность перевода.

Судья также задал вопрос о том, можно ли считать экспертизу предвзятой, если при ее проведении использовались методики Генпрокуратуры. Сафонова сказала, что методика не может повлиять на предвзятость, но методика Генпрокуратуры сильно устарела.
После короткого перерыва в заседании суда, адвокат Сабинин попросил суд исследовать несколько документов. Гособвинитель возразил и напомнил суду, что почти все документы были исследованы адвокатом Хедой Ибриевой на предыдущем заседании. Неисследованным остался только том 3. Ибриева заявила, что она использовала свое право, а у Сабинина может поступить аналогично. Судья на эту реплику отреагировал заявлением, что для суда все адвокаты являются одной стороной защиты. Они должны согласовывать свои действия чтобы не повторяться в суде. Тем не менее, он не стал препятствовать Сабинину в исследовании интересующих его документов. В частности, Сабинин обратил внимание суда на то, что в томе 2 имеется информация о наличии дактокарты Хазбиева, но она отсутствует. Также адвокат указал, что в томе 3 есть несколько комплексных психолого-лингвистических экспертиз от 2015 года. При этом экспертизу во всех этих случаях проводит один и тот же эксперт-лингвист. Соответственно эти акты экспертиз не соответствуют требованиям комплексной экспертизы. В томе 5 имеется повторная дактилоскопическая экспертиза, в которой поставлены те же вопросы, что ставились в 2015 году. Однако при производстве экспертизы в 2018 году следы, находившиеся на оружии, уже были непригодны для исследования. В томе 6 имеется еще одна комплексная психолого-лингвистическая экспертиза, сделанная в 2018 году одним экспертом-лингвистом. При этом Сабинин указал, что в этой экспертизе, как и в двух других, сделанных в 2015 году, эксперты-лингвисты пришли к выводу, что действия Хазбиева не направлены на возбуждение ненависти или какой-либо вражды.

Адвокат Сабинин также заявил ходатайство о допросе в суде свидетелей Малороева и Гантемирова, которые проводили экспертизу оружия, также дознавателя Сливной. По словам адвоката, она занималась поиском компромата на Хазбиева, в чем он усматривает политическое преследование.

Суд удовлетворил ходатайство частично, согласившись на допрос Малороева и Гантемирова, но в допросе Сливной отказал, посчитав ее вызов в суд преждевременным.

Магомед Хазбиев заявил ходатайство о принудительном приводе потерпевшего Юнус-Бека Евкурова. Суд отклонил это ходатайство.