Текст выступления Александра Даниэля в День политзаключенных 30 октября 2017 года у Соловецкого камня в Санкт-Петербурге.
Сегодня, сейчас, в эти часы, в Москве в присутствии Президента, Патриарха и прочих важных персон открывается Стена скорби – первый в столице памятник жертвам государственного террора, установленный государственной властью, осуществлявшей этот террор.
Монумент, который претендует на то, чтобы стать главным символом памяти о так называемых жертвах политических репрессий в России. Официально памятник, созданный скульптором Георгием Франгуляном, посвящен жертвам террора всего советского периода, – но массовым сознанием этот памятник воспринимается в первую очередь как надгробье над символической могилой погибших в ходе Большого террора 1937-1938 годов.
Не случайно открытие памятника было назначено на 2017 год, год 80-летия начала этой, одной из самых масштабных и, безусловно, самой кровавой кампании убийств, учиненной коммунистическим режимом.
Коммунистического режима уже больше четверти века, как нет. Правда, немало людей по нему тоскуют. Конечно, руководству КПРФ – туповатым чиновникам с внешностью и манерами жэковских служащих – слабó реставрировать советскую власть и тем более слабó создать новую, модернизированную версию диктатуры. Зато не слабó другим; они вовсю работают над задачей, и уже немало преуспели.
Кто они, эти другие?
Чтобы понять сегодняшний день, обратимся к еще одной круглой годовщине, отмечать которую мы будем уже на следующей неделе – 100-летней годовщине Октябрьского переворота, то есть, насильственного захвата власти партией большевиков. Почему-то к этому юбилею публика относится довольно равнодушно, еще более безразлично, чем к 80-летию начала Большого террора.
Может, это и правильно? Что, собственно говоря, случилось 7 ноября (25 октября, по старому стилю) в городе Петрограде?
По ретроспективному свидетельству поэта Маяковского, "по Троицкой дули авто и трамы", то есть, говоря прозой, автомобильное движение не прерывалось и общественный транспорт тоже работал.
Самым главным событием в городе, была, по-видимому, премьера оперы Верди "Дон Карлос" в Народном доме, и публика штурмовала театр, чтобы послушать Шаляпина.
Ну, бегали по улицам толпы вооруженных хулиганов, захватывали казенные здания, арестовывали кого попало, даже из пушек стреляли – но к этому Петроград за восемь месяцев революции уже привык. Ну, одни левые сместили других левых, вместо министров рулят народные комиссары – какая разница: правительство все равно временное, скоро соберется Учредительное собрание и все решит.
Ну, вылупился какой-то несуразный птенец – власть Советов, то ли дракончик, в чем-то даже симпатичный: всем обещает хорошее, хочет вывести страну из войны, отменил смертную казнь.
Правда, зверских самосудов стало на порядок больше, – что делать, эксцессы революционных масс.
Правда, новое правительство уже на третий день выпустило Декрет о печати, ограничивающий – разумеется, временно, – свободу слова и позакрывало кучу газет – но ведь время-то военное.
Правда, в конце ноября большевики выпустили декреты, объявляющие своих политических оппонентов, партию кадетов, "партией врагов народа", а ее руководителей – подлежащими аресту. Но это, в конце концов, игры политиков, которые нас, мирных обывателей, не больно-то касаются.
А между тем, в канцеляриях новой власти вылупливался еще одни птенчик, столетний юбилей которого, несомненно, будет торжественно отпразднован в Москве 21 декабря – родилась ВЧК. Дракончик обзавелся щитом и мечом, которым вскоре начал размахивать направо и налево.
Осенью 1918 начнется "красный террор", в 1930 – "великий перелом", раскулачивание и гибель советской деревни, в 1937 – великая чистка, именуемая Большим террором. Называю только три главные из множества террористических кампаний, проведенных чекистами под руководством Политбюро ЦК ВКП(б).
И все эти кампании били в первую очередь как раз по мирным обывателям, по "невинным жертвам", которым посвящена франгуляновская Стена скорби.
На юбилее ВЧК в декабре, определенно, будут присутствовать высшие руководители России – те же самые, которые сейчас открывают "Стену скорби" в Москве. За Патриарха не поручусь, но Президент придет точно.
Видится ли им в этом какое-то противоречие? Не знаю. На всякий случай "Стена скорби", памятник миллионам безвинных жертв государственного террора, то есть, попросту, людей, убитых чекистами, официально именуется памятником жертв каких-то никому не понятных, неизвестно кем задуманных и осуществленных "политических репрессий".
Об убийцах – ни полслова. ЧК, ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ – это святое, их трогать нельзя. Ибо сегодня чекизм – это квинтэссенция государства, а государство, в свою очередь, все больше становится гражданским придатком спецслужб. И, следовательно, чекисты первого призыва, организаторы "красного террора" – это предтечи нынешних руководителей страны. Сегодня им, правда, не очень удобно обращаться к памяти Ежова или Берия, – а вот к памяти Дзержинского обращаются, и очень охотно.
В течение ряда лет "Мемориал", другие общественные организации, петербургская интеллигенция много говорили о необходимости установки памятника у стен Головкина бастиона Петропавловской крепости, там, где лежат граждане России, казненные чекистами первого призыва.
Уверяю вас, не будет ни памятника, ни даже памятного знака: ведь эти казни организовывал не Николай Иванович и не Лаврентий Павлович, а основатель ВЧК, рыцарь революции, "железный Феликс", тот, "сделал жизнь с кого" глава Российского государства.
Но не только поэтому. А еще и потому, что большинство зарытых у стен Головкова бастиона – не только "жертвы", но и борцы, те, кто сразу распознал в птенчике, вылупившемся в Петрограде 25 октября 1917 года, монстра, который пожрет миллионы и искалечит судьбы десятков миллионов, судьбу нашей страны и многих других стран.
Первыми в расстрельные ямы Петропавловки легли юнкера петроградских училищ, еще 29 октября вставшие на защиту родины и революции против узурпаторов; последними, по-видимому, – кронштадтские моряки, которые в 1917 году обеспечили захват власти большевиками, а в марте 1921, спохватились, что они что-то не то заварили и попытались исправить сделанное. Но поздно, дракон уже напился крови и окреп.
И не будет в январе будущего года на углу Кирочной и Лиговского памятника гражданам России, вышедшим 5 января 1918 на мирную демонстрацию к Таврическому дворцу, чтобы защитить Учредительное собрание – мечту нескольких поколений борцов за свободу. Демонстрация эта была беспощадно расстреляна большевиками.
Не надейтесь, не будет такого памятника, ни даже мемориальной доски. Дракон готов почтить память тех, кого он схарчил на обед, – но он никогда не согласится допустить увековечение памяти тех, кто бросил ему вызов.
Дракон понимает, что мирные демонстрации для него еще опаснее, чем вооруженное сопротивление, ибо мирные демонстрации – это голос гражданского общества, а гражданское общество ему не переварить: пища не по его желудку. Гражданское общество можно только уничтожать на корню. И поэтому он точно знает, как следует поступать с мирными демонстрациями.
Не будет этих памятников в сегодняшней России. Не ждите.
А пока не будет этих памятников – петроградским юнкерам, кронштадтским матросам, участникам расстрелянных демонстраций в поддержку Учредительного собрания, всем борцам за свободу и против тирании во все годы Советской власти – до тех пор Стена скорби в Москве будет означать не шаг к общенациональному осмыслению великой и страшной истории России в ХХ веке, а подведение черты под дискуссиями о советском прошлом.
И этот отказ от осмысления прошлого, нежелание знать и понимать свою историю, поддерживаются большинством нашего народа. Ни "Мемориалу", ни другим общественным силам, стремящимся к осмыслению исторического опыта России в ХХ веке, не удалось переломить это нежелание. На сегодняшний день мы потерпели катастрофическое поражение в борьбе за национальную память.
Я призываю нас всех отдавать себе ясный отчет в этом поражении – и не сдаваться. Не потому, что у нас есть шансы победить, а потому что сдаваться нельзя, потому что сдаваться – это стыдно, бессмысленно и никого ни от чего не убережет.
Вполне вероятно, что через двадцать лет после 2017 года наступит 2037-й. Может, кстати, и не наступить: вполне вероятно, что Россия просто не вынесет второго витка беличьего колеса. И в этом аспекте московская Стена скорби – именно как памятник жертвам Большого террора – уже сегодня оказывается важным символом: знаком и предвестником судьбы "мирных обывателей", тех, кто сдался или вовсе не пожелал бороться.
Александр Даниэль,
сопредседатель петербургского общества "Мемориал",
впервые опубликовано на "Cogita!"