Ростов-на-Дону: на суде по делу Магомеднаби Магомедова допрошен эксперт-лингвист

Магомеднаби Магомедова обвиняют в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 205.2 (публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма) и ч. 1 ст. 282 (возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства) УК РФ. По мнению следствия, в проповеди, которую он произнес 5 февраля 2016 г., «имелись слова и высказывания, содержащие призывы к оправданию терроризма, а также, направленные на возбуждение ненависти, унижение достоинства человека либо группы лиц по отношению к религии и принадлежности к социальной группе (представители власти и правоохранительных органов, коммунисты)».

В суде его защищают адвокаты Петр Заикин и Дагир Хасавов.

* * *

В начале судебного заседания адвокат Петр Заикин сообщил суду, что в имеющемся в материалах уголовного дела официальном исследовании проповеди имама обнаружились нарушения и неточности. По его запросу представители Ассоциации лингвистов «Аргумент» провели анализ материалов экспертизы проповеди имама. Цель исследования - подтвердить или опровергнуть сомнение в некорректных выводах, а также в методике проведения официальной экспертизы. Был подготовлен документ за подписью специалиста ассоциации Индиры Нефляшевой. Адвокат заявил ходатайство о приобщении к материалам уголовного дела исследования Нефляшевой, а также ряда других документов, подтверждающих полномочия ассоциации. Прокурор возразил против приобщения к материалам уголовного дела заключения специалистов ассоциации «Аргумент», но судья удовлетворил ходатайство адвоката.

Затем адвокат обратился с ходатайством о допросе в качестве специалиста сотрудника ассоциации «Аргумент» Нефляшевой, но суд отклонил это ходатайство.

Показания свидетеля Насрудина Расулова

Затем адвокат Заикин обратился с ходатайством о допросе свидетеля Насрудина Расулова, юриста, который по просьбе имама подготавливал обращения в органы власти по поводу закрытия мечети. Он также присутствовал на проповеди 5 февраля 2016 года. Судья удовлетворил ходатайство.

Свидетель рассказал суду, что сотрудничал со служащими Восточной мечети. Прихожане мечети через имама обращались к нему за консультацией по вопросам нарушения их прав. Он также готовил отчеты мечети в Минюст, представлял интересы прихожан в суде. По словам Расулова, он и имам обсуждали вместе обращения в органы власти, в том числе по вопросу закрытия мечети, ходили на прием в администрацию г. Хасавюрта.

Н.Расулов рассказал, что закрыли Восточную мечеть незаконно, без решения суда – полицейские просто выгнали людей из помещения и заварили дверь. При этом никто не обратил внимания, что мечеть принадлежит частному лицу, никаких документов у полицейских для закрытия мечети не было.

Свидетель сообщил на суде, что имам М.Магомедов вел переговоры с представителями всех ветвей власти, поднимал вопрос о незаконной постановке людей на профилактический учет. Вместе с юристом имам готовил обращения в правоохранительные органы, в судебные инстанции для обжалования незаконной постановки на профучет. Свидетель предоставил суду письменные обращения прихожан. По его словам, до 400 обращений в месяц от прихожан поступали в различные инстанции.

Далее свидетель рассказал, что не помнит, был ли он на проповеди именно 5 февраля, но он присутствовал на проповедях Магомеднаби каждый раз, когда посещал Хасавюрт, и никогда не слышал каких-то призывов к незаконной деятельности или оправданий терроризму и экстремизму. Свидетель имеет высшее юридическое образование и большой опыт работы в органах внутренних дел. После ареста Магомеднаби он и его знакомые юристы просмотрели записи проповеди, выложенные в Интернете, и пришли к выводу, что никакого правонарушения в них нет. Имам говорил, что с незаконными действиями – в том числе и сотрудников правоохранительных органов - можно бороться законными способами, но не призывал к насилию. Имам предлагал направлять письменные обращения, планировалась масштабная работа с выходом на федеральный уровень. Свидетель принимал участие в этой работе, он лично обращался в ФСБ и к начальникам ОВД с жалобами на неправомерные действия сотрудников правоохранительных органов.

В день задержания Магомеднаби Магомедова свидетель был с ним. В тот день работники прокуратуры, внутренних дел, сотрудники администрации собрались в ДК «Спартак» и обсуждали нарушения прав прихожан, в частности случай, когда после пятничной молитвы возникла потасовка, и полицейский стрелял в прихожанина в скоплении людей, попал в ногу, пострадавшего пришлось госпитализировать. Уголовное дело возбудили по факту посягательства на сотрудника полиции, чем закончилось расследование, свидетель не знает. Магомеднаби Магомедов участвовал во встрече по приглашению администрации Хасавюрта.

Магомеднаби Магомедов принимал участие в работе комиссии при Главе Дагестана по адаптации к мирной жизни боевиков, решивших прекратить участие в НВФ, и комиссии по противодействию терроризму при администрации главы Хасавюрта.

По словам свидетеля, Магомеднаби Магомедов пользуется авторитетом среди молодежи в Хасавюрте и благодаря его работе значительно снизилось число проявлений радикализма. Благодаря его вмешательству не было никаких протестных акций, насилия, даже после его ареста. Обстановку в Хасавюрте, сложившуюся после ареста Магомеднаби, свидетель сравнил со сжатой пружиной, по его словам, это может быть опасно.

* * *

Сторона защиты вновь ходатайствовала о допросе лингвиста Индиры Нефляшевой. По мнению адвоката, суд не вправе отказать в допросе по вопросам, входящим в его профессиональную компетенцию, специалиста, явившегося в суд по инициативе какой-либо из сторон. Компетенция Нефляшевой подтверждена представленными суду документами. С другой стороны, лингвистическая экспертиза, лежащая в основе обвинения, по мнению стороны защиты, является некомпетентной – если не полностью сфальсифицированной.

Прокурор счел, что ходатайство нужно отклонить, поскольку никаких доводов, кроме тех, что уже рассмотрены и отклонены, сторона защиты не привела. После перерыва судья постановил удовлетворить ходатайство защиты и допросить И. Нефляшеву.

Показания лингвиста Индиры Нефляшевой

Индира Аминовна Нефляшева сообщила суду, что она окончила филологический факультет и аспирантуру Адыгейского государственного университета, и получила степень кандидата филологических наук по специальности «русский язык». Работает ответственным секретарем в адыгейской республиканской общественной организации «Ассоциация лингвистов-экспертов «Аргумент», одной из составляющих деятельности которой является проведение лингвистической экспертизы. Специального лицензирования такая деятельность не требует, в качестве документов, подтверждающих ее компетенцию свидетель назвала удостоверения о присвоении ей ученой степени, звания доцента, а также сертификаты о прохождении курсов повышения квалификации.

Вопросы стороны защиты касались анализа заключения экспертной комиссии под руководством эксперта отдела криминалистики СУ СК РФ по РД Аджаматовой, на которое ссылается обвинение. Этот анализ по заказу стороны защиты провела комиссия лингвистов-экспертов в составе Розы Юсуфовны Намитоковой и Индиры Аминовны Нефляшевой.

Отвечая на вопросы адвоката, И.Нефляшева отметила, что в отчете не указана специальность по диплому и экспертная специальность эксперта Аджаматовой. По словам свидетеля, эксперт указал, что имеет высшее филологическое образование – но это может означать, что эксперт окончила факультет иностранных языков, или журналистики, или национальных языков. Однако для проведения данной экспертизы необходимы специальные знания по русскому языку, а, например, преподаватель русского языка получает гораздо более глубокое образование, чем журналист, хотя при этом оба получают высшее филологическое образование. Поскольку специальность эксперта не указана, о ее адекватности поставленным задачам судить нельзя.

Далее специалист коснулась отсутствия упоминания о работе экспертов-фоноскопистов – по ее словам, лингвист может работать либо с письменным текстом, либо с устной речью. Для того же, чтобы перевести устную речь в письменный текст, требуются лингвист-фоноскопист, имеющий соответствующую лицензию. Добросовестный эксперт не вправе работать с расшифровкой устной речи, выполненной кем-либо, кроме фоноскописта – например, оперативными сотрудниками ОВД, как было в данном случае. Кроме того, специалист отметила, что эксперт не был должным образом предупрежден об ответственности за дачу заведомо ложного заключения.

Далее И. Нефляшева пояснила, что при исследовании текстов, имеющих лингвистические признаки экстремистского содержания, решаются две задачи: выявить, во-первых, оценочные единицы, противопоставляющие одну группу лиц другой, и во-вторых, наличие побуждений, призывов к определенным враждебным насильственным действиям. По требованию законодательства эксперт не проводит оценку текста саму по себе, он отвечает на поставленные перед ним вопросы. В заключении, о котором речь, эксперт, отвечая на вопросы «призывает ли Магомеднаби признать экстремистскую идеологию» и «содержатся ли призывы к враждебным действиям», использует методику оценочно-экспрессивного анализа, совершенно для этого не предназначенную. И наоборот, когда нужно применить эту методику для поиска негативных оценок, эксперт исследует побудительное содержание текста. Кроме того, в тексте есть грубые ошибки, эксперт неверно использует базовые термины – например, путает понятия «адресант» и «адресат». По оценке И. Нефляшевой, такие ошибки дают основание предполагать, что человек, проводивший эту экспертизу, не владеет даже ВУЗовским уровнем анализа текста.

По мнению специалиста, экспертное заключение представляет собой научный анализ текста и является разновидностью научной работы, а к оформлению таких работ предъявляются определенные требования – логика подачи материала, корректные ссылки и т.д. В рассматриваемом заключении логики нет, эксперт ссылается на источники, не указанные в списке использованной для проведения экспертизы литературы, есть много других небрежностей в оформлении заключения. В целом, по мнению Н. Нефляшевой, некорректное применение методик анализа, методологические недостатки, неструктурированный понятийный аппарат позволяют усомниться в научной и методологической обоснованности проведенного исследования.

Далее специалист рассказала, что эксперт в своем заключении вводит в заблуждение, оформляя ряд слов и выражений – например, «все мусульмане», которые «не должны молчать», «нормальные мусульмане» - как дословные цитаты, тогда как на самом деле такие выражения в проповеди не звучали.

В заключении эксперта отмечено, что в проповеди Магомеднаби противопоставляются группы «мы» и «вы», причем, по мнению эксперта, группа «мы» включает в себя мусульман, а группа «вы» - немусульман. По словам И. Нефляшевой, в тексте проповеди слово «вы» встречается четыре раза, причем в каждом случае имеет разное значение и только в одном речь идет о противостоящей группе лиц, но совсем не о немусульманах в целом.

Речь Магомеднаби, отметила Индира Нефляшева, представляет собой религиозный дискурс, и заявления, что Бог на стороне верующего и что его религия единственно правильная, характерны для выступления религиозного деятеля любой конфессии. Эксперт приходит к выводу, что Магомеднаби постулировал преимущество мусульман над немусульманами. Из этого сделан необоснованный, по мнению Нефляшевой, вывод о наличии борьбы мусульман с немусульманами и о призывах к враждебным действиям и насилию.

По мнению эксперта Аджаматовой, в проповеди содержится призыв бороться, обращенный к группе «мы», отождествленной ею с мусульманами. Но, по мнению И. Нефляшевой, это не так – люди, отнесенные к группе «мы» в тексте проповеди Магомеднаби Магомедова, должны только говорить о нарушениях, заявлять, протестовать. Карает же, исходя из текста проповеди, только Аллах.

Коммунисты, по мнению И.Нефляшевой, фигурируют в проповеди только в качестве поучительного примера того, что мечети закрывать нельзя. Такие примеры приводят все ораторы – это могут быть примеры из Библии, из художественной литературы, из истории. При этом противопоставления мусульман и коммунистов нет, поскольку в речи Магомеднаби противостоит коммунистам Бог.

Далее Индира Нефляшева остановилась на выводах эксперта о том, что в проповеди звучит призыв к борьбе с притеснителями мусульман и к объединению для борьбы за идеи, противостоящие законам тагута, в скобках - законам РФ. По мнению эксперта, тагут в исламе – это преступник, тот, кто нарушает закон, лицо с ярко выраженной отрицательной коннотацией. Почему эксперт «закон тагута» соотносит с законами РФ, в заключении никак не пояснено и, по мнению И. Нефляшевой, из текста проповеди не следует.

В проповеди не говорится обо всех мусульманах, как полагает эксперт, речь идет лишь о прихожанах мечети. Целый ряд выражений, на которых базируются выводы экспертов – «все мусульмане, которые не должны молчать», «нормальные мусульмане», «фашисты», «антифашисты», «бой» - в тексте проповеди просто отсутствуют и что подразумевает под ними эксперт, специалист не знает. Эксперт пишет о некоей группе, что они «обозначены адресантами как немусульмане» - но в проповеди речь идет о тех, кто закрывает мечети или осуществляет профилактический учет, а они нигде не обозначены ни как немусульмане, ни как мусульмане.

В целом, по мнению Индиры Нефляшевой, ввиду отсутствия должной научной и методологической обоснованности, логических и фактических ошибок, несоответствия рекомендациям, выработанным экспертным сообществом, данное экспертное заключение не соответствует принципам объективности, всесторонности и полноты исследования, а выводы исследования не являются достоверными.

Отвечая на вопросы прокурора, специалист сообщила, что ассоциации экспертов-лингвистов, в которой она работает, государственными регулирующими органами экспертная деятельность не запрещена, специального разрешения и лицензирования такая деятельность не требует.

Текст проповеди относится к религиозным, но любой текст, независимо от его тематики и стиля, можно анализировать как текст -  и именно так они с Р.Ю. Намитоковой его и анализировали, отметив при этом, что внелингвистические понятия – например, специфическая исламская терминология – понимается ими в пределах общей эрудиции.

Прокурор спросил, встречается ли в тексте в какой-либо форме упоминание сотрудников правоохранительных органов. Свидетель ответила, что в прямой форме – нет, но в проповеди речь идет о форме взаимодействия с правоохранительными органами, о профилактическом  учете, который имам осуждает. Он осуждает также представителей правоохранительных органов, которые осуществляют постановку на профучет, но не говорит обо всех сотрудниках вообще. Аналогичным образом он высказывается о представителях государственной власти: «мы обращаемся к власти, но они нас не слышат». Из политических партий в проповеди упомянуты только коммунисты в качестве поучительного исторического примера.

Прокурор спросил, какая оценка дана в проповеди трем группам – органам власти, сотрудникам правоохранительных органов, политическим партиям. Н. Нефляшева ответила, что таких групп в проповеди нет, а слово «коммунисты» не относится к существующей партии – речь идет о коммунистах, основавших СССР, их уже нет. Имам говорит, что мечети нельзя закрывать, и приводит поучительные примеры: «человек в Йемене разрушил мечеть, прилетели птицы с огненными клювами…». Коммунисты и судьба СССР – просто еще один такой пример.

Прокурор сослался на показания свидетелей обвинения, которые, по их словам,  восприняли проповедь как призыв к противостоянию с органами государственной власти, к преступлениям. Н. Нефляшева ответила, что, возможно, имеет смысл провести комплексную экспертизу с участием психолога. По ее мнению, ничего подобного в проповеди нет и, возможно, дело в самих свидетелях.

Следующее заседание назначено на 30 сентября 2016 года.