Светлана Ганнушкина: «Я очень боюсь ряда законопроектов, которые могут вступить в силу в 2016 году»

Лично для меня ключевым событием 2015 года стало убийство Бориса Немцова. То, как идет расследование, кажется совершенно неудовлетворительным. Есть сомнения, была ли вообще причастна к убийству часть людей, привлеченных к ответственности. А то, что Следственный комитет назвал заказчиком убийства Немцова Руслана Мухудинова, звучит как желание заткнуть проблему подставным лицом, местонахождение которого неизвестно.

Что касается нашей организации «Гражданское содействие», то прошедший год мы прожили под знаком «иностранного агента» или, как я его называю, в клубе имени ослика Иа. Нас внесли туда из-за проекта «Антикоррупционная экспертиза миграционного законодательства», который, кстати, выполнялся на деньги президентского гранта. С нашим включением в реестр вышла забавная история: сначала нам предложили добровольно записаться в иноагенты, но Минюст на основании решения прокуратуры внес нас в реестр раньше, чем мы успели сказать нет. Из-за этого нам удалось избежать штрафа. Большинство организаций штрафуют из-за отказа регистрироваться как иноагенты самостоятельно.

В 2015 году у Комитета произошла странная история и с Верховным судом. Мы судились с Министерством образованием, требуя, чтобы был признан незаконным и не подлежащим применению приказ № 32 о порядке приема детей в учебные заведения. Его все интерпретировали так, что если у детей нет регистрации в РФ, их не надо брать в школу. Так приказ понимала Федеральная миграционная служба (ФМС) и директора школ. Мы обжаловали приказ в Верховном суде (ВС) на основании того, что Конституция гарантирует образование, вплоть до среднеспециального, каждому. Мы проиграли, однако ВС издал постановление, что приказ все неправильно читают: регистрация при приеме на учебу указывается только в информационном порядке. Это была победа, после этого ситуация начала исправляться. Хотя все же остается непонятным, почему само Министерство образования не хочет сформулировать свой приказ так, чтобы он однозначно понимался всеми.

Большое достижение миграционного законодательства в 2015 году — это введение патентов на работу. До этого по патентам мигранты могли работать только у физических лиц, но на самом-то деле работали на стройках. Патент не квотировался и годился только для того, чтобы показывать его полицейским, которые останавливали на улице. Единственное, что я бы все-таки изменила — это цену патента для тех, кто на самом деле работает у физических лиц. Я знаю, что из-за этого многие пожилые люди не могут себе позволить нанять помощников по дому, компаньонок. Для пенсионеров 4 тысячи рублей, которые теперь нужно заплатить вместо 2 тысяч — это дорого.

Есть несколько законопроектов, которые в следующем году вступят или могут вступить в силу и которых я очень боюсь. Например, запрет госслужащим на всякое сотрудничество с иностранными агентами. Это для «Гражданского содействия» будет катастрофой. Мы нуждаемся в постоянных контактах с ФМС, Минюстом, прокуратурой, да и они нуждаются в нас. Еще пугают законопроекты о расширении полномочий ФСБ, о разрешении силового разгона несанкционированных массовых выступлений. Насилие сотрудниками силовых ведомств и так применяется повсеместно, а теперь его еще и узаконят. А пункт о том, что нельзя стрелять только в женщин с явными признаками беременности вообще непонятен — в нашем климате, в одежде, зимой по женщине может быть этого и не заметно.

Проблема, которая не решена до сих пор — в России нет института убежища. Статус беженца на всю страну имеют 795 человек. Мне миграционщики постоянно говорят: «Цифры не имеют значений». Ну как это не имеют, если страна, где живет более 140 миллионов человек, признала беженцами ничтожное количество людей? В России два беженца-сирийца, а статус временного убежища имеют всего 1566 сирийцев — это просто нелепо. По моим оценкам, в убежище нуждалось бы около 8 тысяч из приехавших в Россию из Сирии. Миграционные службы работают в каждом регионе, но результата от этого не видно.