«Такой закон — свидетельство нервной реакции со стороны властей»
Ян Рачинский в статье «Такой закон — свидетельство нервной реакции со стороны властей», опубликованной на сайте «Новая газета» 26 мая 2015 года. Закон о «нежелательных» организациях Владимир Путин подписал в минувшую субботу, фактически разрешив закрывать на территории России без решения суда
Ян Рачинский в статье «Такой закон — свидетельство нервной реакции со стороны властей», опубликованной на сайте «Новая газета» 26 мая 2015 года.
Закон о «нежелательных» организациях Владимир Путин подписал в минувшую субботу, фактически разрешив закрывать на территории России без решения суда иностранные и международные некоммерческие организации. А уже в понедельник к генпрокурору России обратился депутат Госдумы от ЛДПР Виталий Золочевский — 28-летний парламентарий попросил Юрия Чайку проверить «Мемориал», Transparency International и Amnesty International на предмент угрозы конституционному строю России.
Обнаружив в деятельности известнейших в России правозащитных и антикоррупционных организаций пресловутую угрозу, генпрокурор, руководствуясь новым законом, может объявить их «нежелательными». В этому случае упомянутые НКО теоретически обязаны будут закрыть все свои отделения в стране.
«Новая газета» опросила представителей всех трех кандидатов в нежелательные организации об их отношении к инициативе Золочевского и самому закону, по всей видимости, ставшему одним из самых строгих за последнее время.
Ситуация комическая. Депутат от ЛДПР потребовал проверить Transparency International на «нежелательность», но дело в том, что мы — российская организация («Трансперенси интернешнл — Россия»), которая не подпадает под действие этого закона. Он распространяется только на иностранные компании. Мы прошли процедуру аккредитации при Transparency International, и нас нельзя считать даже ее представительством. К тому же мы уже попали под другой репрессивный закон — об «иностранных агентах».
Если же депутат, направивший в Генпрокуратуру запрос, имел в виду Transparency International как международное движение, то я хотела бы посмотреть на то, как будут проводиться проверки. Transparency International — по уставу и форме — состоит из 101 отделения и 34 индивидуальных членов. То есть кому-то из прокуратуры придется совершить кругосветное путешествие, чтобы установить наличие в деятельности членов Transparency International признаков нанесения угрозы безопасности России.
Единственная проблема может возникнуть лично со мной.
В законе содержится пункт, касающийся привлечения к ответственности лиц, сотрудничающих или оказывающих помощь «нежелательным» организациям. Да, я являюсь вице-президентом международного движения. И если они вдруг признают деятельность Transparency International на территории России «нежелательной», то можно будет предъявлять претензии и ко мне. Например, предложить вместо лишения свободы на шесть лет или штрафа в полмиллиона рублей прекратить сотрудничество с Transparency International. Разумеется, я не буду добровольно уходить с этого поста. Не они меня выбирали — не им меня снимать. Я уважаю своих коллег.
Как мы попали в этот список? Думаю, отчасти по ошибке. Отчасти потому, что кто-то нас очень сильно не любит. Причем такие люди делятся на две категории. На тех, кому мы в своих региональных расследованиях наступили на хвост (и им подвернулась возможность мелкой мести), и тех, кто искренне, в высших эшелонах власти затеял историю с нападками на некоммерческие организации, считая их последним бастионом вольномыслия в нашей стране.
Очевидно, что закон об НКО в отношении «Трансперенси интернешнл — Россия» не сработал. Мы продолжаем свою деятельность и даже наращиваем темпы. Видимо, кого-то это не устраивает.
Но если деятельность по борьбе с коррупцией является нежелательной, тогда что является желательным? Коррупция?
Закон о «нежелательных организациях», как и многие другие законодательные инициативы российских властей, поражает своей безграмотностью: туманные формулировки дают возможность расширительного толкования. Не совсем понятно, против кого он направлен, — в силу своей неаккуратности его авторы используют термин «неправительственные организации», хотя общественные организации называют «некоммерческими». Можно предположить, что это относится и к бизнесу, и к нам. Нет сомнений, что применяться он все же будет к правозащитным организациям, это может быть и Amnesty International, и Human Rights Watch, и другие. Такой закон — свидетельство нервной реакции со стороны властей, которые два года назад приняли закон об «иностранных агентах», пытаясь усложнить деятельность российских НКО. Теперь настал черед представительств иностранных организаций.
Фактически выжигается все поле, где есть хоть какая-то независимая от Кремля инициатива, идущая снизу. Какая-то критика и обратная связь исчезает.
Закон об «иностранных агентах» нас касался только косвенно: мы стали субъектами проверки прокуратуры. Было очевидно, что это первый шаг. Принятие закона о «нежелательных организациях» ставит под удар всех представителей иностранных организаций. Мы являемся представительством британской Amnesty International, это одна из законных форм существования. Мы прошли перерегистрацию в 2006 году, когда была первая волна атаки на общественные организации в России.
Боюсь, если Генпрокуратура примет такое решение, нас никто в известность не поставит, мы из газет узнаем, что стали «нежелательными». Наши счета блокируются — запрещены все операции, кроме хозяйственных. Мы должны тут же прикрыть свой сайт, прекратить давать интервью: распространение информации запрещено — штрафы или уголовная ответственность. Коммуникация с нами, насколько я понимаю, станет предметом рассмотрения в правоохранительных органах. Мы становимся сразу такими зачумленными, к нам подступаться опасно. Дальше очевидно закрытие офиса, увольнения…
Вход есть, а как выходить из этого списка — непонятно. И сама система принятия решения непонятна: почему решает прокуратура, ведь по закону всеми делами в отношении представителей иностранных и некоммерческих организаций ведает Министерство юстиции.
Это самый благожелательный из всех возможных комментариев к инициативе депутата Злочевского. Еще не успели высохнуть чернила на подписи президента под законом о «нежелательных организациях», а у депутата уже готово предложение (вернее, кляуза в Генпрокуратуру) — запретить в России деятельность нескольких самых известных исследовательских и правозащитных организаций: фонда Карнеги, «Международной амнистии», Human Rights Watch, Transparency International и фонда «Мемориал». Малограмотный депутат не знает, что под его любимый закон Transparency International просто не подпадает; и вовсе загадочно, что он подразумевает под фондом «Мемориал». Хорошо еще, что в его списке не оказалось Международного комитета Красного Креста.
Но дело, боюсь, не только в глупости и безграмотности. Несомненно, здесь еще и попытка опередить всех в стремлении угадать направление ветра и угодить начальству. Эта смесь лакейства и административного восторга весьма характерна для подавляющего большинства депутатов так называемой Государственной думы и не вызывает ничего, кроме брезгливости. Молчалин рядом с этими персонажами выглядит героической фигурой.
Закон, и без того одиозный, теперь вовсе превращается в посмешище для всего мира. Занятно, что даже автор закона отмежевался от ретивого коллеги.
Побежав впереди паровоза, депутат создал помеху движению — на его кляузу надо как-то реагировать, а любой вариант ответа власти невыгоден. Начинать же действия против других организаций, не ответив депутату, тоже несолидно.
Главное же — и сам этот закон, и очень многие другие продукты деятельности Государственной думы реально вредят стране, пытаясь вернуть ее к временам застоя, когда все общественные организации были в реальности государственными. И авторитету России на международной арене они вредят гораздо больше, чем любая самая жесткая критика.
Так что если депутаты захотят увидеть организацию, реально наносящую ущерб интересам России, — им достаточно встать перед большим зеркалом.