События в Дагестане глазами очевидцев. Пресс-конференция "Вторжение в Дагестан и его последствия: гуманитарные аспекты"

28 сентября 1999 года в 13–30 в Национальным институте прессы состоялась пресс-конференция общества «МЕМОРИАЛ» «Вторжение в Дагестан и его последствия: гуманитарные аспекты».

В августе и сентябре 1999 г. с территории Чечни в Дагестан вторглись вооруженные формирования. В Цумадинском, Ботлихском, а затем Новолакском районах Дагестана развернулись боевые действия. В Кадарской зоне (села Карамахи и Чабанмахи) федеральные силы предприняли войсковую операцию для очистки территории от экстремистов.

Из зоны боевых действий поступали крайне противоречивые сообщения, поэтому «Мемориал» направил в Дагестан группу наблюдателей для сбора информации соблюдении там прав человека и норм гуманитарного права. Группа работала в Махачкале, Хасавюрте, селах Новолакского района и Кадарской зоне. Собран большой объем материалов, в том числе и факты, не отраженные до сих пор ни в одном средстве массовой информации.

Основные результаты работы представили на пресс-конференции члены группы:

* Ковалев Сергей Адамович — председатель российского общества «Мемориал», депутат Государственной Думы РФ,
* Орлов Олег Петрович — председатель правозащитного центра «Мемориал»,
* Соколов Александр Викторович — член совета правозащитного центра «Мемориал»,
* Черкасов Александр Владимирович — член Правления российского общества «Мемориал»

Олег Орлов. Наша основная цель — довести до вас, а через вас довести до общественности наш взгляд на происходящее сегодня в Дагестане.
Мы посетили много пунктов Дагестана, мы говорили со многими и разными людьми, говорили с представителями властей, с правоохранительных органов, и с ополченцами, и просто с жителями Дагестана. Мы говорили с людьми разных национальностей, разных политических воззрений, в том числе с людьми, относящимися прохладно к нынешним властям Республики Дагестан. При этом мы не встретили хоть сколько-нибудь заметной поддержки тех сил, которые вторглись в Дагестан из Чечни, сколько-нибудь заметной поддержки той идеологии, которую эти силы проповедуют. Важно также подчеркнуть, что боевые действия в Дагестане коренным образом отличались от того, что происходило в Чечне в 94–96 годах, и главное отличие, которое оказалось определяющим, — то, что федеральные силы в своих действиях в Дагестане действительно опирались на поддержку абсолютного большинства населения. И солдаты и офицеры, чаще всего, чувствовали себя именно победителями, и это определяло и их действия, действия федеральных сил и их взаимодействие с местным населением.
Что же касается Новолакского района. Муссировались слухи и все время повторялась точка зрения, что чеченцы-акинцы, проживающие в регионах Новолакского и Хасавюртовского районов, являются чуть ли не пятой колоной тех вторгшихся сил, во главе которых стоял Басаев. Мы не увидели ничего подобного. Мы встретились с самой решительной отрицательной оценкой со стороны чеченцев-акинцев действий Шамиля Басаева и тех сил, которыми он командует. Если бы было сколь-нибудь заметное выступление чеченцев-акинцев в их пользу, то это вело бы к катастрофическим последствиям. Но этого, слава Богу, не произошло. Более того, по крайней мере в двух селах в двух селах Новолакского района, , которые мы посетили, где чеченцы-акинцы составляют большинство, они оказали посильное сопротивление вошедшим туда отрядам боевиков. В селе Охар жители, после того, как боевики вошли в это село, собрались на площади перед мечетью и довольно резко потребовали от боевиков выйти из села. Небольшая группа молодежи, — такие действительно нашлись, кто заявил о поддержке боевиков и готовности сражаться вместе с ними, — была изгнана жителями села. Естественно, изгнать боевиков жителям не удалось, их не послушались, расположили огневые точки непосредственно в селе, начали вести огонь по вертолетам из села. После этого жители покинули село. В результате боев село было сильно разрушено.
Рядом находится село Шушия, также населенное чеченцами-акинцами. Там еще более интересная ситуация: там жители создали свой ополченческий отряд. Вначале, они помогли и спасли милиционеров, которые находились на посту на границе. Они смогли их вывести за пределы зоны, оккупированной боевиками. В течении двух суток они не допускали в свое село боевиков. Через двое суток, опираясь на превосходящие силы, бовики зашли в село и, фактически, произвели, «зачистку» этого села. Разоружили ополченцев. После этого жители села опять покинули село, Село также было разрушено в результате боев.
Эти два рассказа мы получили не только от чеченцев-акинцев, независимо от этого, совсем в другом месте мы получили такие же сведения от лакцев, населяющих это село. Причем это было место кампактного расположения беженцев. То есть у нас были два абсолютно независимых источника информации.
Боевики, занявшие Новолакский район, вели себя, мягко говоря, — недостойно. Были грабежи, преследовали милиционеров, представителей администрации, проводилось массовая реквизиция транспортных средств, в том числе и личных транспортных средств. Вопиющий случай, который мы специально исследовали, и который, кстати, описывался в средствах массовой информации — это случаи убийства в селе Кевчар шестерых наших захваченных военнослужащих. Мы встречались с людьми, которые пытались спасти этих военнослужащих. Здесь очень важно сказать о позиции местного населения. Люди пытались прикрыть своими телами, спасти группу милиционеров и военнослужащих, которые до этого, в течении длительного времени оборонялись на окраине села. Они завели их в село, но потом боевики, прочесывая село, шестерых военнослужащих обнаружили, а также милиционеров. Но семерых военнослужащих местным жителям все-таки удалось спасти и переправить потом в зону, занятую федеральными силами. А шестерых военнослужащих — жестоко казнили: пятерым перерезали горло, одного при попытке к бегству застрелили. Мы говорили со свидетелями этого, с людьми, которые спасали этих солдат.
Что произошло дальше. Боевиков, наконец, выбили из этого района и дальше начали происходить тоже печальные, достойные самого жесткого осуждения события. Ополченцы, которые в большинстве своем не воевали непосредственно на линии сопротивления с боевиками, а обеспечивали тыловое прикрытие федеральных сил, начали действовать уже после зачистки района от боевиков. Они приступили, я бы даже не сказал — к разграблению, это был настоящий погром, — они громили дома чеченцев-акинцев. Те дома, которые мы посетили, (у нас есть фотографии) не только разграблены, но и все, что можно разбито, уничтожено, загажено. Нет ни одного, на данный момент, дома чеченца-акинца в Новолакском районе, который не подвергся подобному варварскому погрому. Часть домов поджигалась. Далее ополченцы попытались осуществить аналог этнической чистки. Поскольку все население покинуло район, в абсолютном большинстве, они пытались не пропустить назад чеченцев-акинцев. И таким образом закрепить чеченцев-акинцев в Новолакском районе. Так создалась очень опасная и напряженная ситуация. Однако, к чести республиканских властей Дагестана (мы сами это видели), они начали предпринимать быстрые оперативные и жесткие меры, чтобы исправить ситуацию. Ситуацию удалось изменить к лучшему. Количество насилия резко уменьшилось, поджоги прекратились, акинцы смогли вернуться в свои дома. Правда их дома все были уже разгромлены к этому моменту. Подобные действия не пользуются поддержкой на уровне районных и сельских властей.
Что же касается расследований преступлений; то, с одной стороны, проводится серьезное детальное расследование преступлений вторгшихся боевиков и ищутся их пособники, однако преступления, совершенные ополченцами, или совершенные против чеченцев-акинцев практически не расследуются и власти, как федеральные, так и местные власти, по нашему мнению, не желают их расследовать.
Мы — свидетели нескольких случаев жесточайшего обращения с милиционерами чеченцами-акинцами по национальности и дагестанскими милиционерами, которых обвиняют в преступлениях. По крайней мере один случай нами зафиксирован, Это жестокое убийство, несколько дней человека убивали…

Александр Соколов. Российские войска, действовавшие в Новолакском районе, чувствовали себя освободителями, и это позволило прекратить множество нарушений прав человека. К сожалению, в Кадарской зоне, в селах Карамахи и Чабанмахи, ситуация была несколько иной. Конфликты там последовали после военных действий в Ботлихском и Сумадинском районе. И этому конфликту предшествовала довольно длительная история, связанная с возникновением и развитием исламского джимаата (?) (это одно из течений, которое существовало в Дагестане у мусульман — с одной стороны, и с другой стороны — в среде руководства республики). В течении 98–99 годов проходили довольно долгие и сложные переговоры между руководителями этой общины и руководством республики. В течении этого периода — надо признать это прямо, руководство республики забывало о том, что в этих селах помимо представителей исламских фундаменталистов живут также простые люди, которые не связаны с этим религиозным течением и вынуждены были просто подчиняться пришедшим к ним, или выросшим на территории республики исламским фундаменталистам.
Как мы знаем, за день до событий было принято заявление председателя главы Республики Дагестан Мухаммед-Али Магамедова, в котором было предложено вахабитам разоружиться и пустить в эти села федеральные силы. Как мы знаем, до населения этих сел содержание этого заявления не было доведено, хотя и утверждалось, что оно было передано по телевидению. Руководству вахабитской общины в этих селах ультиматум был предъявлен. Тем не менее, утро 28 числа для жителей села началось с того, что оно услышали выстрелы, судя по всему это были выстрелы града и потом также еще из стрелкового оружия. Ничего не понимающие люди спешили убежать из села, и хотя в этот момент по их домам не стреляли, тем не менее под этим обстрелом они торопились спасти своих детей, спастись сами и оставляли свое имущество. Многие из них потом говорили нам, что если бы они знали, что в течении целого дня не будут обстреливать их дома, многое из того, что осталось в этом селе, им удалось бы спасти. Никаких попыток помешать этому выходу жителей сел — не было. В течении последующих дней село подвергалось обстрелам и федеральные войска не входили в село. Как считало федеральное командование, жители оттуда вышли и не стоит рисковать жизнями российских солдат ради того, чтобы ускорить операцию. Тем не менее, через какое-то время село все-таки оказалось под контролем российских войск. В это село первыми вошли не только солдаты, но вслед за ними силы министерства внутренних дел и добровольцы-ополченцы из этого села. Сложилась очень странная ситуация, когда территорию села контролировали не только отряды МВД, но и жители того же села, которые с оружием в руках, частью розданным, частью, тем, что они откуда-то достали. И вот эти жители стали также контролировать эту территорию. Возникла новая, совершенно другая проблема, с которой они, видимо, не ожидали столкнуться. Да, большая часть домов в селах была разрушена. В Карамахах, — это высокогорье, через месяц там ляжет снег, там будет холодно и у жителей возникнет реальная проблема, связанная с тем, что им негде будет зимовать. В этой ситуации дома, которые сохранились, были чрезвычайно ценны. Например, здание вахаббитского медрессе, которое оставалось целым. Вокруг этого здания — еще несколько домов. По рассказу одного из ополченцев, во время зачистки, когда они вместе с отрядом МВД проходили дома, — причем местные ополченцы входили в эти дома первыми, — и проверяли: первый, второй, четвертый дом, то они увидели, что этот отряд ОМОНа, или СОБРа — спецотряд МВД, начал уже поджигать первый дом. Всего за тот день было сожжено, по их словам, 15 домов. Как будут восстанавливать это село — совершенно непонятно.

Александр Черкасов. Во-первых, дисциплина, законопослушание, оснащение, подготовка частей Министерства обороны и внутренних войск и спецподразделений не изменились со времен чеченской войны к лучшему. Вот примеры. В Кадарской зоне в ходе боев командованию насилу удалось отменить применение авиации, — только после этого села были взяты. 40% потерь федеральных сил в Кадарской зоне было от своей авиации. В качестве пехоты там использовались отряды спецназа внутренних войск. Иной пехоты не было. Состояние обычных частей внутренних войск то же, что мы наблюдали во время войны в Чечне: немытые, не очень кормленные солдаты срочной службы…
Точечные удары, о которых говорят сегодня наши генералы, при их повторении в Чечне неизбежно приведут к массовой гибели гражданского населения. А новая наземная операция в Чечне, где заведомо не будет поддержки со стороны местных жителей, неизбежно приведет и к гибели гражданского населения, и к гибели военнослужащих, к взаимному ожесточению и к ужасу и позору, которые поставят Россию на грань катастрофы.
Хотелось бы отметить неопределенный правовой режим во всех зонах боевых действий в Дагестане. Как известно, на федеральном уровне было принято решение не вводить чрезвычайное положение в зонах боевых действий, так как слово «чрезвычайное положение» приобрело у нас излишне политический оттенок. Говорилось, что это будет антитеррористическая операция. Но сам смысл закона о борьбе с терроризмом, который определяет понятие «антитеррористическая операция», показывает, что она должна быть локальна. Здесь же были полномасштабные войсковые операции, но без должного правового режима. В результате, как признавали в разговоре с нами и офицеры внутренних войск, и следователи московские, которые расследуют там теперь последствия боевых действий, — неопределенный правовой режим привел к тому, что были совершены многие преступления, которых в ином случае можно было бы избежать.
Далее. Отряды ополченцев, также создававшиеся стихийно, не имели никакого определенного статуса и четкого подчинения. Это привело к новым многим преступлениям против гражданских лиц.
Наконец, хотелось бы отметить еще один аспект войны в Дагестане: информационную войну. Законное ограничение передвижения журналистов и даже введение цензуры было бы возможно в случае введения в этих районах чрезвычайного положения. А оно там не было введено. Тем не менее, районы боевых действий были надежно блокированы от независимых журналистов. Если бы даже такие появились. Но журналисты, по понятным причинам, в ходе боевых действий в Дагестане практически отсутствовали. И, таким образом, официальные структуры Дагестана или федеральные структуры были фактически единственными источниками информации. Сведения, исходившие из федеральных силовых структур, были подвержены тем же изъянам, что и в ходе войны в Чечне. В них было слишком много элементов психологической войны и пропаганды и слишком мало собственно информации. Сообщения о численности, вооружении, укреплениях, потерях боевиков, равно как и о собственных потерях, нередко противоречили действительности, да и здравому смыслу. Кажется 14 сентября при штурме высоты 715 в Новолакском районе, по словам командира подразделения, которое осуществляло этот штурм, погибло 16 военнослужащих. В тот же день сообщалось, что в Новолакском районе погибло 2 военнослужащих. Сведения о 16 погибших — из разговора офицера с депутатом Щекочихиным.
Еще печальнее, что сами военные всерьез воспринимают собственную информацию, переоценивая масштаб одержанной победы. В этом, в частности, причина их быстрого втягивания в новую чеченскую войну. А с этой войны нам также не приходится ждать правды.
Власти республики Дагестан установили жесткий контроль за республиканскими средствами массовой информации. Однако, по нашим наблюдениям, в ходе конфликта власти использовали этот контроль, по сути, в тех целях, в которых он должен применяться в зоне чрезвычайного положения. Например, власти решительно пресекали попытки разжигания межнациональной розни. В результате удалось избежать закрепления итогов фактически проведенной этнической чистки в селах Новолакского района и возникновения новой постоянно тлеющей горячей точки по типу осетино-ингушского конфликта. Точно так же официальный Дагестан подчеркивал, что его противник не Чечня и не чеченский народ, а бандиты, вторгшиеся из Чечни. В этом коренное различие позиций федеральных сил и властей Дагестана, которые понимают, что им-то здесь жить, жить и жить…

Сергей Ковалев. Версия, которая имела распространение здесь в Москве и которая мне, например, казалась весьма правдоподобной, а именно: протест против известных кавказских коррупций и злоупотреблений властью приводит к тому, что местное население Дагестана симпатизирует, так сказать, уж лучше вахаббитам, чем вороватым чиновникам. Вот эта версия оказалась, к счастью, неверной. Ни вторжение со стороны Чечни, ни действия местных религиозных экстремистов не поддержаны населением Дагестана. Подавляющее большинство на стороне, плохой или хорошей, республиканской администрации, той, которая противодействует этому вторжению, и на стороне федеральных сил. Это несомненный факт и это резкое отличие того, что происходило в Чечне в 94–96 годах.
В самом деле, кажется, действия республиканских властей в этом конфликте, действия федеральной власти могут считаться неизбежными и полезными и должны быть одобрены. Однако я позволю себе заронить некоторую тень сомнения. Сомнения, с моей точки зрения, чрезвычайно важного. Раз уж мы говорим о праве и о гуманитарных аспектах происходящего. Вот в чем это сомнение. Первое: Явная лакуна в нашей, в общем, довольно обширной и всесторонней информации: мы не говорили, у нас не было ни малейшей возможности, хотя мы добивались этого, с другой стороной конфликта. Мы не видели ни одного задержанного вахаббита, ни одного задержанного пособника чеченского вторжения. Как я понимаю, нет большого числа задержанных чеченцев. Это не случайно. Вместо этого нам предложили некоего пожилого человека, который — свойственник Хаттаба, он дед его новой молодой дагестанской жены, но никаким вахаббитом он не являлся. По его утверждениям и утверждениям некоторых его односельчан, он, напротив, приверженец традиционного в Дагестане ислама и противник вахаббизма, исповедуемого его сыном, отцом этой жены. Поэтому мы не знаем, как ведется следствие, но у нас есть, увы, печальный опыт прошлых лет чтобы опасаться, что оно ведется не самым, мягко говоря, добросовестным способом.
Второе обстоятельство, которое тревожит. Да, античеченские, антиакинские погромы были решительно пресечены республиканскими властями. Да, действительно, республиканские лидеры, и не только республиканские, но и многие местные, научились говорить правильные слова и даже предпринимать правильные действия, как то пресечение произвола. Но что же касается психологии должностных лиц, — это внушает очень серьезные опасения. Здесь уже упоминалось о случае убийства, мучительного убийства, многодневного убийства некоего подозреваемого в пособничестве оккупантам чеченского акинского дагестанского милиционера. Случай совершенно вопиющий! Однако, мы встретили не просто явное стремление оградить виновных от возможного наказания. Мы увидели явные симпатии к этим виновникам со стороны местных администраторов, в частности, главы администрации города Хасавюрта. Та же реакция была встречена нами на уровне высокого чина генеральной прокуратуры, проводящего следствие в этом районе и местного прокурора. Хотя они, конечно, не встали прямо на защиту преступных действий работников милиции, убивших своего коллегу, но, однако, проявили полное понимание и заявили, что прежде всего надлежит расследовать обвинение самого этого покойника в содействии окупантам — чеченским боевикам Басаева. Мало этого, на уровне заместителя министра в Махачкале, мы увидели ту же реакцию.
Лично у меня нет оснований утверждать, что законность при расследовании этих трагических событий в Дагестане торжествует. Напротив, у меня есть веские основания подозревать, я подчеркиваю только подозревать нарушение закона и расправу. Эта ситуация требует, как я убежден, контроля, но осуществить такой контроль у общественных организаций, вроде нашей, «Мемориала», нет возможности. Это чрезвычайно опасная ситуация, потому что, я бы сказал так: власть в Дагестане стремится не допустить разжигание межэтнического противостояния, но сама эта власть проявляет, если говорить совсем мягко, весьма не совпадающую с законом подозрительность по национальному признаку, проявляет явные симпатии к одним этническим образованиям и заведомую настороженность по отношению к другим. Такая настороженность граничит с дикриминацией.

Александр Черкасов. По поводу укреплений, о которых говорили в СМИ. У нас даже есть эти фотографии. Однако, что это за укрепления? В верхней части села Чабанмахи, по словам сельчан, долгое время строились какие-то укрепления, но в селе Карамахи, где по словам командующего федеральной группировкой было 4 мощных узла обороны (он нам это говорил, когда мы находились за селом, в штабе), мы ничего не нашли, точнее, нам не смогли ничего показать осуществлявшие зачистку села дагестанские ОМОНовцы, а потом и местные ополченцы. Мы не видели этих мощных укреплений. Нам показали траншею, вырытую в коровнике экскаватором, которую в два наката перекрыли бревнами, закидали землей -это одно укрепление. Другое укрепление — вырытый в доме погреб с выходом на огород. Причем, рыли и то и другое, после объявления ультиматума, но до входа в село федеральных войск.
Средства массовой информации сообщали: «каждый дом в селе Карамахи превращен в укрепленный пункт». Это полная ерунда.

Сергей Ковалев. Теперь, как характеризовать тех, кто с оружием в руках противостоял федеральным силам и республиканским властям Дагестана. Можно, как мне представляется, определятьэтот конфликт, как и ту прошлую войну в Чечне 94–96 годах, как конфликт не международного характера. Существуют четко регламентирующие международные документы: это и Женевская Конвенция статья 3-я, и главное, Второй дополнительный Протокол к Женевским Конвенциям. Именно опираясь на этот международный документ следует характеризовать, что сегодня происходит. Отношение к людям должно быть как к комбатантам, то есть взявшим оружие и сопротивляющимся официальным властям. При этом речь идет о не международном характере уголовного преследования этих людей за совершение конкретных уголовных преступлений.
Я с большой тревогой отношусь к этой операции, с большой тревогой и неодобрением. Давайте посмотрим, что говорится об этой серии бомбардировок, что говорится об операции. Утверждается, что это антитеррористические действия. Конечно, это чистая чепуха. Давайте согласимся со следующим: терроризм — особый вид преступления, самый тяжелый из преступлений, сопряженных с насилием против личности, Терроризм у нас никак не исследован, никакого серьезного анализа не было. Очень вероятно, что происходящее в Дагестане вовсе не только религиозный экстремизм, сколько серьезный социальный протест, имеющий разные причины.
Терроризм требует от официальных органов, от органов власти — также особых мер, применение которых недопустимо в борьбе с другими видами преступлений. Более жестоких мер, быть может, некоего даже вероломства. Если официальный орган обманывает террористов, якобы соглашаясь на их требования, а сам их задерживает, никто из нас не бросит упрека этому органу. Мы знаем случаи убийств террористов спецслужбами, бессудных убийств, и это, увы!, может оказаться неизбежным методом, даже нравственно обязательным методом, потому что надо защитить мирных граждан от террористов. Посмотрим, однако, какие же гарантии должны быть осуществлены властью для того, чтобы эти особые методы не оказались направлены против жителей, а не против террористов. С моей точки зрения, это два близко связанных момента: должна быть стопроцентная уверенность, что удар наносится именно и только по террористам. Не может быть никаких оправданий рассуждениям генерала, что вот дескать террористы укрыли свою базу среди населенного пункта, и, уж извините, приходится и погибать и мирным жителям.
Главный приоритет при антитеррористических действиях — это вовсе не возмездие террористам, вовсе не уничтожение террористов, а сохранение жизни мирных жителей, оказавшихся в руках у террористов, или, по той или иной причине, рядом с террористами. Этот приоритет должен соблюдаться. Совершенно ясно, что никакие нынешние бомбежки Чечни этому не отвечают. Нам объясняют: вот нефтеперегонные заводы бомбятся потому, что продукция этих заводов используется террористами. А работают на этих заводах что, террористы? Да, террористы ездят при помощи бензина, но террористы также едят хлеб и мясо, — что же из этого следует, что мы должны пекарни разбомбить, посевы и стада скота? Это называется античеченскими акциями, а не антитеррористическими.
След взрывов в крупных городах федерации, скорее всего, тянется в Чечню. Но это — не более, чем вероятность, нигде не доказано, что это именно чеченские террористы осуществили эти взрывы. Есть даже определенные основания сомневаться в этом…
Теперь: не есть ли бомбардировки Чечни удар по мятежной территории, которая так упрямо ставит вопрос о своем полном суверенитете? Не в том ли дело, что неподчиняющееся руководство этой территории должно быть наказано, как мятежное, ибо территория эта официально до сих пор числится в составе Российской Федерации? Я хотел бы, чтобы уважаемые господа журналисты усвоили: я вовсе не сторонник чеченского суверенитета. Этот имидж создавался мне годами, но он глубоко не верен. Никогда в жизни я не утверждал, что я добиваюсь того, что называется чеченским правом на самоопределение. К праву на самоопределение я отношусь более, чем скептически.
Россия официально заявила на высшем государственном уровне, что намерена действительно сложную чеченскую проблему разрешать мирным путем, поставила сроки для ее разрешения, и не сделала ни одного шага для того, чтобы этот трудный вопрос, в невероятно трудных и длительных переговорах начал разрешаться. Да, официальная чеченская власть во главе с президентом Масхадовым утратила власть в своей стране. Это так. Тем не менее, не сделано ни малейших попыток найти добросовестных партнеров федеральной власти в разрешении конкретных конфликтных проблем. Вместо этого, начинаются действия, которые вообще говоря, неминуемо ведут к возобновлению войны. Войны столь недавно и столь бесславно законченной.
Мы теперь прямо ссылаемся на опыт НАТО на Балканах, прежде всего в решении Косовской проблемы. Я не стану входить в подробности отличий. Эти отличия заведомо существуют. Тем не менее, давайте признаем, что существует очень тяжелая опасность: мы заимствовали столь резко разгромленные, раскритикованные нами и далеко не совершенные методы НАТО, а по сути дела, мы используя метод НАТО, исходим из идеологии нашего подзащитного Милошевича, который пытался разрешить косовскую проблему одним из двух противозаконных способов: либо этнической чисткой, либо геноцидом. Так вот и Россия стремительно катится к этой идеологии.
Невозможно слышать те бессмысленные и лживые утверждения о предательском характере Хасавьюртовских соглашений, об ошибке, которая, якобы летом 96 года была совершена… Все это просто прямая ложь. Наши официальные идеологи забыли о том, как был взят Грозный и об условиях заключений этих соглашений. Теперь они хотят взять реванш. Если война разгорится, а это очень вероятно, она неизбежно снова станет партизанской войной. Партизанскую войну нельзя выиграть, ее можно выиграть только одним способом — ведя войну на уничтожение, то есть осуществляя, практически, геноцид. Пойдет ли на это Россия — мне страшно об этом думать.
А гуманитарные последствия начавшихся действий, а они уже на экранах наших телевизоров…
Мы не один раз обращались к Аслану Масхадову и ни одно из наших обращений не имело ответа. В последний раз мы просили поддержки нашей поездки в Чечню. В Чечню сейчас ехать не просто опасно в личном плане, но еще опасно для тех, кто потом будет собирать деньги на выкуп. Я боюсь, что наши головы могут быть оценены достаточно высоко. Тем более, что все мы активные наблюдатели прошлой чеченской трагедии, все мы в той или иной мере персоны нон-грата. Я слышал об обращении Масхадова относительно присылки наблюдателей. Оно не комментировалось подробным образом, но я думаю, что оно вызвано вот чем: Масхадов хочет показать в очередной раз жертвы и последствия новых бомбардировок. Вряд ли он призывает наблюдателей для того, чтобы исследовать вопрос об официальном или неофициальном характере терроризма, или чего-то в этом роде. Я думаю, что такие наблюдения уместны и полезны.
Несколько месяцев тому назад в Варшаве Масхадов сказал: «даже Ковалеву не позволим оскорблять чеченский народ». Видит Бог, я не оскорблял чеченский народ, он мне по-прежнему нравится. Но я не могу не сказать, что мировое сообщество не имеет нравственных возможностей признать чеченский суверенитет. Нельзя признавать суверенитет страны, где едва ли не основным бизнесом становится бизнес на человеческих жизнях: требование выкупа и истязание заложников, и где власть не в состоянии, или не желает справиться с этим бизнесом…
То обстоятельство, что так трудно найти в Чечне или вообще на Северном Кавказе, цивилизованных, добросовестных, всерьез демократически настроенных партнеров, это обстоятельство, в значительной мере, создается не только нелепой русской политикой на Северном Кавказе, но и политикой Запада по отношению к проблемам России, и в том числе и северокавказским. Вот если бы западные политические лидеры не поддерживали, вопреки всему, любой ценой авторитет единственного гаранта демократии в стране — Бориса Николаевича Ельцина, то и не было бы столько долгой кровавой чеченской войны, и не было бы переживаемого нами сейчас обострения. Если бы всего двое лидеров запада: Клинтон и Коль сказали бы в свое время четкое «нет» этой войне и не уставали бы повторять это, так и не было бы сегодняшней ситуации. Однако, политики предпочли чужими жизнями расплатились за авторитет гаранта демократии.