На прощание мы обнялись
«Когда арестовали сына, на прощание мы обнялись, — вспоминает отец Юлия Николай Бояршинов. — Он был в наручниках, но все равно сумел обнять меня. И я подумал, что, наверное, я его не дождусь. Даже если это будет не очень долго, я не смогу это терпеть. Я не мог ни одной секунды думать о чем-то другом. И я понимал, что долго так не протяну. И когда я говорю, что надеюсь увидеть сына свободным, это значит, что я могу просто не дождаться [этого дня]».
27-летний Юлий Бояршинов — промышленный альпинист из Петербурга. Полицейские задержали его 21 января. У молодого человека нашли 400 граммов дымного пороха. Сначала Бояршинова обвинили в незаконном хранении взрывчатых веществ (ч.1 ст. 222.1 УК), позже к обвинениям добавилось участие в террористическом сообществе (ч. 2 ст. 205.4 УК).
Николай Бояршинов о задержании Юлия узнал на второй день, когда полицейские привели сына в наручниках для обыска квартиры: «устроили обыск, перевернули все вверх дном. Ничего не нашли. Собрали все, что могли: старые батарейки, которые он не выбрасывает в обычный мусор, провода, которые нужны для работы, пластилин, изоленту, инструменты — все позабирали, выломали жесткие диски из ноутбуков, из компьютера, забрали планшет».
На следующий день, 23 января, судья Приморского районного суда Елена Цибизова постановила заключить Бояршинова под стражу на 30 суток. Родственникам о суде не сказали, а в этот же день мать Юлия Татьяна пыталась добиться в районном ОВД свидания с арестованным сыном. После суда Бояршинова поместили в тюрьму «Кресты-2» (СИЗО № 1 в Колпине).
Это не «Колпино»
«Мне ответили: уже конец рабочего дня, приходите завтра, возьмите теплые вещи, потому что зима, а в камере не топят, — вспоминает Татьяна. — Утром, в 10, мы у дверей милиции. Нам говорят: в 9:30 его увезли этапом в Колпино. Друзья быстро на машине отвезли ему вещи и продукты. Из Колпина он нам пишет ободряющие письма, говорит: все сносно, порции приличные, тут такие же ребята, как я — „первоходки“. Мы живем как братья. Меня эти письма немножко успокаивают».
В СИЗО в Колпине к Бояршинову пришли сотрудники петербургского ФСБ и пригрозили за отказ от сотрудничества «сделать хуже». 12 февраля Бояршинова перевели в СИЗО № 6 в поселке Горелово «для проведения следственных оперативных мероприятий».
Николай Бояршинов на пикете DRО том, в каких условиях находится их сын в Горелове, родители Юлия Бояршинова узнали не сразу. «Сын написал нам коротко: „это, мама, не Колпино. Далеко не Колпино. Здесь совершенно другая обстановка, я не смогу вам писать много писем, я очень занят“, — пересказывает Татьяна. — Мы еще удивились: чем он может быть занят? Я ничего не знала про эту тюрьму. Только потом выяснилось, что Горелово — это известная пыточная тюрьма. На суде 19 февраля он появился серый, худой, избитый, большая гематома на голове. Я поняла, что он не спал, был в большом стрессе, едва мог разговаривать, губы у него дрожали. Все заметили следы побоев».
СИЗО № 6 в Горелове считается одним из самых «проблемных» пенитенциарных заведений Санкт-Петербурга. Заключенных там избивают и насилуют по приказу руководства. При заселении Бояршинова тоже избили сокамерники.
«Его поместили туда зимой. Окна выбиты, он спал на полу. У него не было одеяла, — рассказывает Татьяна Бояршинова. — Только какие-то теплые вещи. Он заболел, но ему не передавали лекарства целый месяц. Избивали, унижали, заставляли убирать камеру, не пускали на прогулки». Бояршиновы писали жалобы и начальнику тюрьмы, и начальнику ФСИН, и уполномоченному по правам человека, однако это не имело никакого результата, говорит Татьяна: «на суде я поняла, что мы какие-то мелкие сошки. Никто нас не слушает, все происходит по заранее спланированному сценарию и ждать хорошего не приходится».
В камере Юлия содержится около 150 человек, в том числе обвиняемые в убийствах, изнасилованиях и грабежах, которые уже ранее отбывали срок. Спальных мест всего 116. «Его не бьют электрошоком, но условия, в которых находится мой подзащитный, — пыточные», — считает Ольга Кривонос.
Митинг за права человека в Удельном парке Санкт-Петербурга. 11 июня 2018 г. RFI/Sergey DMITRIEV«Сам он не хотел нас расстраивать и, даже, адвоката попросил, чтобы она нам ничего не говорила, — объясняет Николай. — До того момента, как началась огласка, мы с женой очень многого не знали. Это для нас был настоящий кошмар. Я не знаю, как ему удается. Но даже в самые тяжелые моменты он всегда находил какой-то позитив в том, что его окружало. По его письмам очень трудно было догадаться, что там за ситуация. Об этом я узнавал только от других людей».
16 марта следственный изолятор посетил уполномоченный по правам человека в Ленинградской области Сергей Шабанов. «Жалоб и заявлений от лиц, содержащихся под стражей, не поступило», — говорится в официальном сообщении, опубликованном на сайте СИЗО.
Таких людей много
«В настоящее время я езжу на „передачки“, — говорит Татьяна. — Очередь на „передачки“ занимают в четыре утра. Пожилые женщины, на костылях, „на лекарствах“ хотят отвезти своим детям поесть. Мы обсуждаем дела, которые творятся в тюрьме. Все плачут и страдают от того, что там происходит. И побои, и несправедливости. Все сталкиваются с одинаковой картиной равнодушия».
«Пензенское дело», или так называемое «дело Сети», появилось в октябре 2017 года, когда в Пензе сотрудники ФСБ арестовали пятерых молодых людей по обвинению в участии в террористическом сообществе. Позже по этому делу были арестованы еще четверо человек в Санкт-Петербурге. По версии ФСБ, все задержанные были членами организации под названием «Сеть» и готовились к совершению терактов во время президентских выборов и Чемпионата мира по футболу.
«Я знал, что все не очень здорово в нашей стране, но только пока вплотную с этим не столкнулся… Тут я узнал, что мой сын — не единственная жертва этой системы, — признается Николай. Таких людей много. Мы общаемся [с другими родителями]. Они сильно меня поддержали. Можно сказать, вытащили из этой депрессии, потому что я был совершенно раздавлен. И тяжелее всего было бессилие, невозможность что-то делать».
Акция петербургских левых активистов против пыток. Maria RakhmaninovaНа вопрос о том, почему именно его сын попал в эту машину российской репрессивной системы, у Николая ответа нет: «Просто в целом все чаще и чаще задерживают людей. Если завтра кого-нибудь задержат, то спрашивать, почему именно сейчас, не имеет смысла. Просто таких задержаний становится все больше и больше. Правозащитники обращались к ФИФА, обращались также к президенту Франции. С одной стороны, вроде бы все остается по-прежнему: все, кто был арестован, остаются в заключении. Но, с другой стороны, может быть, это и сыграло большую роль в том, что все они пока-что живы».
Спустя полгода после ареста Николаю Бояршинову впервые разрешили увидеться с сыном. «Впервые за пять месяцев мне удалось с ним поговорить. Я не был уверен, что это будет тот же самый мой сын, которого забрали у меня полгода назад, потому что знал, через что ему пришлось пройти, — рассказывает дрожащим голосом Николай. — И я ждал, что увижу уже совсем другого человека, но оказалось совсем не так: он такой же добрый, внимательный, отзывчивый. Им не удалось выбить из него эти качества. Он по-прежнему такой же. Он получает письма, и каждый может написать. Эта поддержка его буквально спасла».
19 июня суд по продлению меры пресечения оставил Бояршинова под арестом еще на четыре месяца. Помимо родителей Юлия дожидается беременная невеста. С большой вероятностью ребенок Юлия родится в его отсутствие.
