"Цари уходят в забытье, а мы по-прежнему все здесь"

Европейский суд впервые объединил жалобы более 60 НКО, потребовав от их представителей подготовить единый документ. Его подготовку вели два десятка юристов, среди которых адвокат международной «Агоры» Ирина Хрунова, юридический директор правозащитного центра «Мемориал» Кирилл Коротеев, Каринна Москаленко, Галина Арапова, Максим Оленичев, Дмитрий Бартенев и другие. В интервью «Idel. Реалии» Кирилл Коротеев рассказал, какая основная цель обращения в Страсбург, что произошло за последние пять лет с организациями-заявителями и чем так страшно понятие «иностранный агент».

— Какая основная цель обращения в ЕСПЧ: получить компенсацию, вернуть уплаченные штрафы или признать нарушение Конвенции?

— Компетенция Европейского суда — это, прежде всего, установление нарушения Европейской конвенции. Это то, что мы, в первую очередь, просим у суда. Это на самом деле очень важно. Суд не может отменить или изменить российский закон — ЕСПЧ лишь может установить, в какой части у российского закона имеются проблемы. Мы утверждаем, что само по себе наличие закона, называющего профессиональные некоммерческие организации врагами и шпионами, нарушает Конвенцию. Мы рассчитываем, что суд установит нарушения Конвенции в этом деле, а власти во исполнение решения отменят этот закон. Исправить его нельзя.

— Вопрос для тех читателей, которые не особо в теме. Согласно закону, иностранный агент — это организация, получающая иностранное финансирование и занимающаяся политической деятельностью. Почему этот статус так пугает некоммерческие организации?

— Те, кто в теме, давно к этому привыкли — кожа стала толще, чувствительность — ниже. А те, кто не в теме, может быть, еще более свежим взглядом могут оценить, что вообще-то говоря, «иностранный агент» — это термин из лексики нашего прошлого, из 30-х годов. Во многих словарях русского языка первым значением этого слова будет шпион. Особое иезуитство этого закона, которое в нем прямо закладывалось, состоит в том, что он требует от организаций называть себя иностранными агентами, что в переводе с бюрократического языка означает следующее: организации должны заявить, что они враги и шпионы.

— Дело лишь в словосочетании «иностранный агент»?

— Во многом именно в этом. Дело также в выделении абсолютно безумно определенного понятия «политическая деятельность». Я думаю, сознательно безумно определенного, потому что по закону 2012 года все то многословное определение понятия политической деятельности значит одну простую вещь: политическая деятельность — это любой текст на сайте. Это не участие в выборах, не поддержка кандидатов — это любой текст на сайте! Когда российские власти говорят, что это же еще и контроль иностранного финансирования политической деятельности — это тоже неправда.

Закон, очевидно, не совместим с практикой ЕСПЧ. Мы не первые организации, которые жалуются в Европейский суд. Ограничения вплоть до ликвидации, которыми подверглись многие организации, по Европейской конвенции недопустимы, если речь не идет о призывах к насилию. Соответственно, можно долго и подробно объяснять, в чем заключается недопустимость того или иного ограничения, но по большому счету, ЕСПЧ, прежде всего, проверяет мотивы, по которым власти ввели то или иное ограничение.

— Еще недавно новости о внесении организации в реестр иностранных агентов поступали достаточно часто. Сейчас же практически тишина. В связи с чем? Всех, кого хотели, уже признали иноагентом?

— Мы не будем подсказывать Минюсту и называть организации, которые еще можно внести в реестр (смеется). Во-первых, реестр наполнился. Во-вторых, задачи у ведомства, видимо, изменились. Уничтожать всех, кто внутри реестра, большого смысла нет, потому что нужно отчитываться о проведенных проверках, а соответственно и держать персонал, который оценивает документы. Безусловно, интенсивность стала меньшей. Мы не знаем, стала бы интенсивность меньше, если бы ЕСПЧ коммуницировал жалобы в конце 2014 года, например. Но я думаю, что коммуникация жалобы в 2017 году внесла свой вклад в снижение интенсивности, то есть Минюст осознает, что дальнейшие меры — это усиление позиции заявителей.

— На этой стадии вы сообщаете ЕСПЧ, какие изменения произошли с организациями. С момента первой жалобы прошло уже пять лет. Расскажите, как изменилась судьба организаций за эти годы?

— У всех она сложилась по-разному. Истории совсем разные. Не попала в реестр иностранных агентов только Московская Хельсинкская группа, но только потому, что она отказалась от иностранного финансирования. «Голосу», как мы помним, отказ от иностранного финансирования не помог избежать внесения в реестр. Многие из тех организаций, которые попали в реестр иностранных агентов, были ликвидированы — это не единичные случаи. Первое, что приходит в голову, это Антидискриминационный центр «Мемориал» в Санкт-Петербурге и ЛГБТ-организация «Выход». Кроме того, был ликвидирован «Комитет против пыток», но люди все равно продолжают свою деятельность. Мне кажется это самым важным. Важно не столько то, какая форма существования организации в реестре юридических лиц, а то, что она может делать. В большинстве своем это происходит и продолжается.

Но есть исключения — в Москве была организация «ЮРИКС», которая ликвидировалась полностью. Это было еще до того, как ее пытались внести в реестр [иностранных агентов] — на стадии прокурорских проверок 2013 года. Организация больше не существует, и люди больше не делают свою работу — это как раз наиболее печально, потому что она объединяла специалистов по административному правосудию.

— Многие организации были недовольны тем, что ЕСПЧ так долго не приступает к рассмотрению их жалоб. Насколько я понимаю, объединение всех жалоб в одну единую и подготовка единого документа в ответ на позицию российских властей служит ускорению процесса. Или я не прав?

— Это определенная процессуальная экономия, суд организует свою работу так, как ему удобно — это его право. С одной стороны, проблема в том, что с подачи первой жалобы (когда еще не было реальных репрессивных мер, а заявители говорили, что они — потенциальные жертвы) до коммуникации прошло четыре года. За это время произошло все то, о чем НКО писали в жалобах в 2013 году. Если решение будет в нашу пользу, оно будет иметь меньший эффект, чем если бы процесс начался после 2014 года. Те организации, которые были ликвидированы, не восстановить. Даже коммуникация жалобы очень часто останавливает власти от ухудшения ситуации с заявителями. Не всегда, но во многих случаях.

— Команда юристов просит ЕСПЧ возместить штрафы, наложенные на НКО-иностранных агентов. О какой сумме идет речь?

— У всех организаций по-разному. Говорить в целом нельзя, потому что ущерб рассчитывается для каждой организации отдельно. Не все организации, которые были оштрафованы, пожаловались; не все жалобы, которые подавались, были коммуницированы. Мне кажется, единственный, кто может точно знать цифру взысканных денег, это Минюст либо управление федерального казначейства. Общие цифры вообще не имеют значение.

Штрафы, конечно, ощутимые. Были организации, которым удавалось отбиваться от штрафов, но для них последней соломинкой стали расходы на аудит. Этот закон ударил наиболее сильно по небольшим организациям: если ваш годовой бюджет 10 тысяч евро, это значит, что расходы на соблюдение этого закона будут составлять четверть или половину бюджета, а может, и больше.

— В вашей жалобе вы просите компенсировать моральный вред? По российскому законодательству юридическое лицо, насколько я понимаю, не может рассчитывать на компенсацию морального вреда. Какая позиция по этому вопросу у ЕСПЧ?

​- Это неточное определение компенсации морального вреда. Во-первых, Конвенция является частью российского законодательства, а во-вторых, даже юридические лица могут получать компенсацию ущерба деловой репутации…

— Деловой репутации, да.

— Практика российских судов позволяет взыскивать ущерб деловой репутации войсковой части. Казалось бы, не очень бизнес-организация, но одни из заявителей по этому делу — Солдатские матери Санкт-Петербурга — могут многое об этом рассказать. Даже российское законодательство предоставляет определенный простор для маневра, а ЕСПЧ не видит какой-то принципиальной проблемы в том, чтобы компенсация нематериального вреда присуждалась юридическим лицам.

— И вы это просите?

— Да.

— Насколько я понимаю, у вас осталось не так много времени для того, чтобы ответить на позицию российских властей, которые никаких нарушений в законе об иностранных агентах не обнаружили. С большой долей вероятности, в 2019 году ЕСПЧ огласит свое решение и встанет на вашу сторону. А что дальше? НКО-иноагенты получат свои компенсации и все, по домам?

— Не нужно недооценивать силу декларативных решений международных судов. Сам факт наличия такого решения (у меня нет иллюзий по поводу скорого и полного исполнения решения ЕСПЧ российскими властями), важность анализа и выводов ЕСПЧ превосходит любые немедленные ожидания. Возможно, наши потомки, глядя на то, что происходило во второй половине 2010-х годов, будут иметь возможность сделать выводы о проблемах и путях их решения. Речь идет не только об НКО. Такая инвентаризация Европейским судом проводится по многим проблемам в российской правовой системе. Вероятно, лишь будущее поколение сможет полностью воспользоваться плодами анализа, проведенного в Страсбурге.

— Потомки — замечательно, но НКО нужно работать дальше. Но Верховный суд России может не отменить решения российских судов о взыскании штрафов, а Конституционный суд может вообще заблокировать решение ЕСПЧ.

— Мне кажется, нужно смотреть на вещи в перспективе. 1965 год — процесс Синявского и Даниэля, Александр Есенин-Вольпин пишет свое знаменитое гражданское обращение: «Уважайте Советскую Конституцию». Давайте будет серьезными: в 1965 году не было никаких возможностей соблюдения норм конституционного и международного права. Тем не менее, за двадцать с небольшим лет вещи поменялись очень существенно. Мне кажется, сейчас изменения, несмотря ни на что, происходят еще быстрее, поэтому не нужно зацикливаться на форме существования НКО как юридических лиц, записи о которых имеются в ЕГРЮЛ. Это живые люди с их идеями и работой. Они могут это делать в самых разных формах, и современные технологии позволяют все меньше и меньше оглядываться на реестр юридических лиц при своей работе и все больше говорить о содержании. Этот фарш уже давно не провернуть назад, но, как говорил Константин Арбенин, «цари уходят в забытьё, а мы по-прежнему все здесь».