Бесчеловечная машина от Франции до Чечни. Правозащитники о высылке чеченца Магомеда Гадаева

9 апреля из Франции депортировали 37-летнего чеченского общественника Магомеда Гадаева, прожившего в стране более 10 лет. До высылки он провел несколько месяцев в депортационном лагере, куда его, как и многих других мигрантов, привезли после того, как в октябре 2020 года 18-летний Абдулах Анзоров обезглавил учителя истории Самюэля Пати в пригороде Парижа.

Вскоре после депортации Гадаева доставили в отдел полиции одного из районов Нового Уренгоя. Мужчина потребовал вызвать к нему представителя следственного отдела СК для дачи объяснений и заявил о намерении обратиться за госзащитой, поскольку его жизни угрожает опасность. Однако 14 апреля стало известно, что Гадаев - уже находясь в Ачхой-Мартане - в присутствии полицейских отказался от своего адвоката Семена Цветкова и написал письменное заявление, которое полицейские отказались отдавать адвокату.

«Письменный отказ мне показали, но фотографировать не дали. Я подал ходатайство в отдел полиции, оно зарегистрировано, и я жду ответа от них. Они обязаны ознакомить меня с заявлением», – уточнил Цветков в разговоре с The Insider. По словам адвоката, Гадаеву предложили поговорить с ним наедине, но тот отказался.

Юрист также отметил, что незнакомые ему лица обращались в отдел полиции и писали заявление о том, что Гадаеву нужна вооруженная охрана в связи с угрожающей ему опасностью. «На следующий день они вышли из дома в сопровождении полиции, и, когда Магомед сел в автомобиль сотрудника полиции Нового Уренгоя, данные неизвестные лица подбежали, отодвинули меня и уехали вместе с ним, – рассказал Цветков. – Я ездил по Новому Уренгою, пытаясь узнать, на каком основании гражданина передали лицам без служебной формы, которые не представились и не показали удостоверения».

В разговоре с The Insider председатель совета правозащитного центра «Мемориал» Александр Черкасов и председатель комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина*, говоря о депортации Гадаева, отметили, что высылки людей из Европы в последнее время принимают массовый и систематический характер, и рассказали, к каким последствиям для беженцев из России могут привести подобные решения.

Александр Черкасов, председатель совета правозащитного центра «Мемориал»

Сама по себе высылка Гадаева, мягко говоря, неправильна. Он оказывается в аэропорту, где также оказываются адвокаты. Причем замечу, что Гадаеву французские власти паспорт не вручили. Поскольку к нему самому претензий никаких нет, его отпускают с адвокатом к брату в Новый Уренгой. Теперь выясняется, что концепция изменилась, и через какое-то время добрые молодцы из Чечни окружают квартиру, где находится Гадаев. Брат уговаривает его сдаться, а молодцев - не штурмовать. Они вызывают полицию, та их забирает в отдел и никуда не выпускает, а потом Гадаева сажают в непонятную машину, к нему не пускают адвоката, и на глазах у полиции и машина уезжает срочным образом в Чечню. Вот вам и защита, за которой обратились. Там оказывается, что Гадаев с 2011 года не был в России, и 12 апреля в доме Гадаева «совершенно случайно» обнаружили оружие — статья 222.

Поскольку к этому уже привлечено мировое внимание, в Чечне это все приобретает неожиданный поворот. Прибывший на место адвокат ищет подзащитного, и наконец он с ним встречается в отделе, где тот отказывается от адвоката и говорит, что здесь у него уже есть адвокат. С формальной позиции, адвокат не может навязываться, но это тот самый формальный легализм. Какая-то бесчеловечная машина, колеса которой расположены по всем частям нашего большего континента, начиная с Франции и заканчивая Чечней.

Вот что важно — выдавать его, тем более в Чечню, не очень правильно, потому что он был свидетелем по важному делу более чем десятилетней давности, которое расследовал «Комитет против пыток». Там мужчину держали в чеченском ОМОНе несколько месяцев, пока он обрастал бородой. Есть такая практика, называется «выходом на результат»: если вырастет своя борода, то, может быть, и «проканает».

Мне кажется, что во Франции скоро уже будут преследовать выдавших его товарищей просто потому, что они указания выполняли быстрее, чем получали нужные для этого дела бумажки. Как раз сегодня в отношении Франции Европейский суд по правам человека вынес решение по одному старому делу о депортации. Никаких там прав человека нет. Либо бумажки, либо указания.

Светлана Ганнушкина, председатель комитета «Гражданское содействие»

Совершенно естественно, что после убийства учителя во Франции внимание к чеченской диаспоре стало повышенным. И до этого из Франции и Германии чеченцы депортировались в Россию и почти неизбежно оказывались в Чечне. Европа формально не высылает в Чечню, это невозможно, а высылает в Россию, потому что высылают в страну гражданства, а гражданство – российское.

В случае Гадаева нашими пограничниками было прямо сказано: «У нас есть договоренность, что мы чеченцев отправляем в Чечню». Немедленно или почти немедленно появляются представители режима Рамзана Кадырова, которые уже давно не подчиняются российским законам и Конституции. Они подчиняются одному закону, который звучит так: «приказ Рамзана». По «приказу Рамзана» у человека отберут собственность, и он будет по телевизору говорить: «Рамзан, я же не знал, что ты заинтересован. Ты у меня для общего блага отнял мельницу, водокачку и все остальное».

Эта договоренность — абсолютно незаконная вещь. Она показывает, что влияние чеченского режима все сильнее распространяется на территорию Российской Федерации. И что делают европейцы? Они долго-долго изучают документы, задают нам вопросы, расшаркиваются перед нами, говорят, что очень уважают мнение российского гражданского общества, и высылают человека, у которого в руках письма от двух общественных организаций: «Комитета против пыток» и «Мемориала». При этом у них, насколько я понимаю, есть решение суда с запретом на высылку. Это говорит о том, что Европа забывает о своих ценностях, причем непонятно, ради чего. Гадаев там ничем плохим не отличился.

Дальше, когда человек уже находится на территории России, возникает уголовное дело. Каким образом? Вот у него нашли оружие, а теперь представьте себе: человек еще не в Чечне, дом принадлежит его родственникам. Неужели у людей, которые там живут, не хватило бы ума избавиться от чего угодно компрометирующего? Это шито белыми нитками, и на это Европа отправляет людей. Они депортируют людей, на которых потом навешивают всякие обвинения. Тут можно задать следующие вопросы: Зачем это нужно самому Рамзану Кадырову? Это имитация борьбы с терроризмом или это демонстрация?

Один мой подопечный, которому удалось от них сбежать, рассказал мне, что ему говорили: «Ты думал, что Европа тебе поможет?». Людям хотят показать: «Не просите нигде убежища и Кремль нам не указ. Нам дан полный карт-бланш, мы делаем что хотим, и никуда не надо бежать, потому что это кончается плохо». Вот такая логика.

Все эти несчастные ребята — те, кто просил убежища, — возвращаются, оказываются на скамье подсудимых и получают огромные сроки. Конечно, чеченцы ездят в Европу. Там и представитель Рамзана Кадырова на конференции был. Он рассказывал, как там хорошо и замечательно, и если кто-то и уезжает, то по экономическим причинам. Себя, наверное, имеет в виду. И вот они слушают в Европе о том, как он там живет спокойно.

В Европе уже несколько предотвращенных и реализованных убийств противников Рамзана. Тумсо Абдурахманову объявлена кровная вражда. Кто-то из чеченских чиновников высочайшего ранга объявляет человеку кровную месть, делает это открыто, через средства массовой информации, и никто в Москве не говорит: «Ребята, мы не в том веке живем». Значит, это страна, где такое можно.

У меня пять случаев, которыми я непосредственно занимаюсь. Они все попадают в Чечню. Есть один человек, который исчез. Обычно, когда Европа депортирует человека (они те еще ханжи и инквизиторы), они говорят: «Мы вам не рекомендуем ехать в Чечню». И когда человек пропал, их местные правозащитники спрашивают: «Вы видите, что вы сделали?» Вот из Уренгоя вывезли, и с Москвой бывало такое.

Анна Анфиногентова

*Светлана Ганнушкина также является членом Совета ПЦ «Мемориал» и руководителем программы «Миграция и право»